своей родной стране она помнила немногое, только слабый аромат цветущего апельсинового дерева – она была совсем еще ребенком, когда ее семья бежала из Испании, – но иногда, особенно когда они с Анри вместе сидели в тепле кухни, она разговаривала с ним по-испански, и он выучил достаточно, чтобы понимать язык и говорить на нем. Именно из этих разговоров Анри узнал, что у него есть тетка, сестра матери, что они росли в Оране вместе, но тетка вышла замуж за испанца, который увез ее обратно на родину. Имени мужа мать не назвала, а когда Анри спрашивал, только хмурилась и качала головой, пока в конце концов он не перестал упоминать этих родственников вообще.
Когда он задавал матери вопросы о ее прошлом, она рассказывала о Франции и о родном городе его отца. Все ее воспоминания за пределами Орана были связаны исключительно с Марселем, куда они отправились на медовый месяц и где неделю ели буйабес и moules marinière[6] и пили пастис в барах на берегу Средиземного моря. Отец, родившийся в Марселе, презирал его за уныние и грязь, но мать описывала этот портовый город так, как другие могли бы описать Париж, хвасталась соседям, что ее семья из Марселя, и никогда не замечала недоумения на их лицах после такого признания. “А со здешним портом что не так?” – возмущался отец, на что она восклицала: “Это же не море!” – и между ними неизменно вспыхивал оживленный спор о том, на берегу Средиземного моря или нет расположен порт Орана и не все ли равно, если это одно и то же.
Вскоре Анри понял, что так у них было принято говорить о важных вещах – говоря о неважных.
Казалось, что единственной частью прошлого, которую его мать забрала с собой, было приготовление дафины[7] на шаббат. Больше никаких религиозных предписаний она не соблюдала, но каждую пятницу вечером подготавливала картошку, мясо и нут и относила их в местную пекарню в кастрюле, на которой было нацарапано ее имя, чтобы никто ее случайно не забрал. Хотя на самом деле в этом не было необходимости, поскольку в их части города очень мало кто готовил дафину. Каждую субботу по утрам Анри ходил с ней в пекарню за готовым блюдом, которое томилось всю ночь на медленном огне в соответствии с особыми указаниями его матери. Тем не менее она никогда не бывала довольна. Дафина то слишком сухая, то слишком холодная; печь, наверное, плохо работает, так что надо бы найти другую пекарню.
Анри казалось, что он понимает, почему матери так важно, чтобы блюдо получилось безупречным, понимает, что она имеет в виду, когда произносит эти слова вместо тех, которые на самом деле хочет произнести.
Он остановился и посмотрел на Альгамбру, гадая, делала ли то же самое его мать. Она никогда не упоминала об этом волшебном, легендарном месте. Хотя ее молчание его не удивляло. Судя по всему, это было в ее характере – оставлять прошлое позади.
Анри жалел, что ему не удалось унаследовать от нее эту способность.
Эта работа – забирать деньги, явно добытые незаконным путем, –