изменил свои показания? – наугад бросил я.
– Да откуда ж мне знать, братец? Но ходили слухи, что из их благородий много кто следствию рассказывал… всякое. Кто-то покаялся даже, но больше доносили. – Петропавловский мрачно насупился. – Наших-то всех отдельно держали, получается, кто утечь не успел. Не по чину простым мужикам с дознавателями беседы пространные вести. Это они с графьями миндальничают да чаи гоняют, а с остальными разговор короткий: говори – или в зубы суют сразу.
Я только сейчас обратил внимание, что вид у моего товарища был, что называется, изрядно помятый. Зубы, к счастью, уцелели, да и полноценных синяков на лице уже не осталось, но ссадины еще не успели зажить.
– Это вас прямо у графинюшки взяли, на горячем? – поморщился я. – Или уже потом?
– Да я ж говорю – кого как. Фурсова нашего на месте скрутили. А я как-то сразу сообразил, что дело керосином запахло. – Петропавловский вдруг заулыбался, явно вспоминая что-то весьма забавное. – Из мужиков кое-кого увести успел, а сам сначала в контору за деньгами, потом домой чемодан собрать… Там-то меня и взяли под белы рученьки.
– Прискорбно. – Я понимающе кивнул. – Но ожидаемо. Мне другое непонятно – как тебя вообще отпустили? После такого то…
– Как отпустили? Да пожалуй, что и не сразу. Повезло – графиня отказалась от обвинений, пожалела. Да и жандармы не злобствовали, даже бить сильно не стали. Только…
Петропавловский вдруг замялся. Словно то, что ему предстояло сказать, было чем-то или слишком опасным и важным, или постыдным… Впрочем, после рассказа о великодушии ее сиятельства и неожиданной доброте имперского правосудия догадаться несложно.
– Да уж говори, как есть, братец. – Я махнул рукой. – Вас обещали помиловать, если на меня укажете?
– Ну… Не так вот оно прям было. Я ж как рыба молчал, хоть целый день в карцере и просидел. А потом мне сыскарь и сказал по секрету, что тебя вроде как застрелили. И что нас всех отпустят, если… – Петропавловский отодвинулся на стуле и чуть втянул голову в плечи, будто ожидая от меня то ли ругани, то ли удара. – Ты уж прости, Вовка. Виноват я перед тобой, получается. Если бы знал, что ты живой, то никогда…
– Да ладно, теперь то уж чего. Виноват, не виноват… Лучше скажи – ты сам то не веришь, что я и есть колдун?
– Да в жизни бы не поверил, вот те крест! – В голосе Петропавловского на мгновение прорезалась обида. – Я и Фурсову, и нашим всем сразу сказал – не может такого быть, чтобы наш Вовка этим гадом оказался!
– А я и не оказался. – Я снял самовар с примуса и поставил на стол. – Только теперь на меня сыскари всех собак повесили.
– Так это, получается, что и царя Александра… тоже он? – догадался Петропавловский. – А ты знаешь, кто это на самом деле?!
– Знаю, – вздохнул я. – Только не скажу пока, а то ты и двух дней не проживешь. Вас и так наверняка пасут всех, что твоих баранов.
– Верно, Вовка… – тихо охнул Петропавловский, поднося руки ко рту. – Там ведь во дворе шпик дежурит, в дворника одетый!
– Видел