ешила, что человек ошибся номером. Ну, бывает, конечно, кому-то повезло. Я так и ответила ему, что у меня нет никакой бабушки, а стало быть, никто не может мне ничего оставить.
Мужчина на том конце телефонной линии вежливо, но твердо ответил, что он звонит Грачевской Виталии Валентиновне, это ведь я не отрицаю…
Да, это правда, ответила я, добавив про себя, что второго такого сочетания имени-отчества точно нет. Мало того что имя, какого ни у кого нет – Виталия, так еще и отчество к нему какое-то женское. Вот именно: имя мужское, а отчество – женское.
Мать всегда говорила, что это все папочка постарался. Мало того что отчество у меня от него, тут уж ничего поделать нельзя было, так он еще и имя придумал несуразное – Виталия! Такого имени-то не бывает, а он выпендрился.
И правда, здорово меня в школе доставали, да и в садике тоже, воспиталка попалась противная, все приговаривала:
– Виталик? А ты оказывается девочка, а я думала, что ты мальчик…
И так каждый день. А когда мать вправила ей мозги в свойственной ей манере, то пришлось переводить меня в другую группу.
В общем, пришлось признаться нотариусу, что это я и есть. А дальше начались чудеса. Нотариус пригласил меня в свою контору, и там я узнала, что бабушка, мать отца, оставила свою квартиру двум внучкам: мне и дочери отца от второго брака.
И я увидела ее, эту самую дочь, то есть свою единокровную сестру. Думаю, вы уже догадались, что до этого мы не то что не встречались, но даже не подозревали о существовании друг друга. Не знаю про нее, но я уж точно.
Скажу сразу, никаких родственных чувств я к этой самой Аните не почувствовала. Больше того, она мне сразу не понравилась. Нагловатая такая девица, говорит громко, держит себя нахально, юбка короткая, у нотариуса села ногу на ногу, а ляжки толстоваты. Ну мне с ней детей не крестить, уж это точно.
Дальше пошли формальности, потом надо было ждать полгода, и вот наконец все документы оформлены, и мы первый раз идем в квартиру бабушки.
Да, почему я так удивилась звонку нотариуса, потому что думала, что бабушка давно умерла, так мать сказала, когда я спрашивала, почему у нас с ней нет родственников.
Мы жили с матерью только вдвоем с тех пор, как они развелись с отцом. Мне тогда было лет пять, и я плохо его помню.
Потом, уже в школе, я как-то поинтересовалась, отчего отец не хочет со мной видеться. Потому что родители моей подружки Соньки тоже развелись, так папа раз в неделю встречал ее из школы, вел в кафе и покупал все, что она хочет, на день рождения и Новый год дарил дорогие подарки и даже брал с собой в отпуск. Как Сонька призналась, после развода родителей ей стало даже лучше.
Ну что вам сказать… Мать тогда мне много чего наговорила. Во всяком случае, эти ее слова у меня надолго отбили охоту спрашивать ее об отце.
Мамаша моя человек своеобразный… впрочем, о ней после, а лучше совсем не говорить.
Сейчас я с досадой смотрела на экран телефона. Ведь договорились же с этой Нитой ждать во дворе у подъезда!
Да, вот у нее тоже имечко так себе, обмолвилась она как-то, что это папочка ее назвал, так в школе каких только кличек ей не давали, а так все друзья и знакомые зовут Ниткой.
Тут открылось окно на третьем этаже, и я услышала крик:
– Эй!
Ну вот она, Нита, высунулась в окно едва ли не по пояс и машет руками.
– Поднимайся! – И окно захлопнулось.
И даже не сказала, какой код на дверях подъезда!
Тут кстати вышел мужчина с английским бульдогом, и я проскочила в дверь.
Лифта нет, этаж третий, высокий. Лестница грязная, пахнет кошками. Ну центр города, не самый приличный дом, вход со двора.
Когда я взбежала на третий этаж, дверь квартиры была открыта. Она была железная, хотя далеко не новая.
В крошечной прихожей было темно, так что я успела разглядеть только несколько дверей. Открыла наугад одну из них и оказалась в довольно большой комнате.
Ощущение пространства создавали высоченные потолки, а так комната была заставлена мебелью. Мебель старая, не то чтобы ломаная, а долго бывшая в употреблении. К тому же пыльная. Вообще пыль витала в воздухе, мне сразу же захотелось чихнуть.
В комнате было два окна, одно открыто, на другом висела застиранная портьера. Узкое окно пропускало мало света, потому что стекла были мутные от грязи. В комнате было темновато, и я сунулась к выключателю. Однако ничего не произошло.
– Что, электричества нету? – спросила я Ниту, которая как раз вошла за мной.
– Да есть, просто эта штука не фурычит, – она показала рукой наверх.
Там, под самым потолком, висела люстра. аж на двенадцать рожков. И ни один не горел. Тогда я взялась за занавеску. Карниз был старый, с большими медными кольцами. Что-то заело, я дернула посильнее… старая ткань треснула…
В общем, светлее в комнате не стало, только в руках у меня оказался обрывок занавески. Да еще и пылищи здорово прибавилось.
– Черт! –