полквартиры!
Так что эту Ниту понять можно. Что касается меня, то она мне сразу не понравилась. Вот бывает так: вроде ничего плохого тебе человек не сделал, а ты его видеть не можешь, тебя от него просто воротит.
Вот так и со мной. Вроде я девушка спокойная, нескандальная (с моей мамашей всякого повидала, так что с детства привыкла помалкивать, если кто-то орет и ругается), но на эту Ниту смотреть не могу. Все меня в ней раздражает: и голос слишком громкий, и макияж слишком яркий (ей не идет), и юбка слишком короткая (не подумайте, что я рассуждаю, как старушки на лавочке, просто при толстой попе и ляжках… в общем, про это я уже говорила).
Я-то худая с детства, это у меня в мать. У нее худоба от злости, а у меня – наследственная.
Короче, посидели мы тогда у нотариуса, выполнили формальности и разошлись на несколько месяцев. И ключи от этой квартиры он передал нам, то есть Аните, только накануне, когда сообщил, что мы – официальные наследницы. Так что поговорить с ней не было у меня ни времени, ни желания, ни возможности.
– Так бывала ты в этой квартире? – повторила я.
– Давно… много лет назад…
– Что так? – прищурилась я. – Вроде бы любимая внучка…
– С чего ты взяла? – она удивилась. – У нее любимчиков не было. Она, знаешь… к матери моей плохо относилась.
К моей тоже, но я думала, что это оттого, что характер у моей матери ужасный, она со всем миром в ссоре.
– В общем, я только в детстве тут бывала, тогда, конечно, такого безобразия в квартире не было, – нехотя рассказывала Нита. – А потом она все пилила и пилила мать, гадости говорила, отцу на нее наговаривала, ну мама и перестала у нее бывать. И я тоже. А ей еще и лучше, отец к ней ходил, ночевать даже оставался иногда. А потом он умер. И с тех пор мы ничего про нее не знали. Потому что она и на похоронах умудрилась маме сказать, что это она виновата, что плохо за мужем следила…
Да, похоже, что бабулька моя та еще была зараза. Везет мне на родственничков!
Мы снова вернулись в большую комнату, я так поняла, что здесь бабушка и жила. Ну да, вон диван, закрытый стареньким пледом, стол круглый на одной толстой ноге, закрыт скатертью, которая тоже пыльная, на противоположной стене шкаф с зеркальной дверцей. Зеркало, естественно, старое, поцарапанное.
– Что ты тут ищешь? – нервно заговорила Нита. – Ничего тут хорошего нету, уж ты мне поверь, пыль одна и грязь!
Я все-таки прошлась по комнате, подсвечивая себе телефоном. И в одном углу обнаружила странную такую конструкцию: снизу подставка, потом длинная ножка, в виде увитого виноградной лозой дерева, а наверху три стеклянных плафона в виде цветов тюльпана, причем один плафон разбитый.
Да, кажется, это торшер. А вот интересно, может, хотя бы он работает?
Я увидела на стене рядом розетку и не без опасения впихнула туда вилку от торшера. А потом нажала на кисточку, что свисала из «тюльпанов».
Ничего не полыхнуло, не грохнуло, торшер загорелся неярким светом, причем все три плафона. Стало быть, бабушка пользовалась им до самой