пальцами снял у Мартина со щеки упавшую ресничку.
Мартин посмотрел на эту ресничку. «Она ничем не отличается от других», – подумал он и тут же сказал это вслух.
– Но ведь сама-то ресничка знает, что она твоя. И расскажет об этом Богу.
4
И хотя пастор наговорил мальчику много хороших и поучительных слов, но так и не дал ответа, который он должен был передать Хеннингу, Заттлеру и Зайделю. Они будут недовольны и, конечно, выместят всё на Мартине. Кроме того, у мальчика было верное чувство, что он что-то проглядел. И всё то время, пока он пробирался назад домой по промокшим после дождя лугам, которые при каждом шаге засасывали его ступни и отпускали только с чавканьем, его дух работал на высоте, делавшей его нечувствительным к холоду. И когда он наконец добрёл до своей деревни, он уже хорошо знал, и где ключ, и что ответить тем троим.
Как и накануне, те трое перед церковью продолжали излучать тревогу, соразмерную серьёзности положения. И хотя нашёлся отважный ребёнок, который, несмотря на непогоду, взял на себя труд сходить в соседнюю деревню, эти мужчины позволили себе вести себя так, будто Мартин им что-то должен и будто они, наоборот, не должны быть ему за это благодарны.
– Ты посмотри-ка, а вот и он, – возмутился Хеннинг. – Только за смертью его посылать.
Художник – то ли опять, то ли всё ещё – сидел на краю колодца и давился варёными яйцами, которые без шнапса плохо заходили внутрь. Ещё хорошо, что Франци принесла ему поесть хотя бы это.
Франци от радости сжала кулаками края своего передника, когда увидела, что мальчик вернулся. Мартина она любила как явление, которое понимает только она и которое поэтому принадлежит только ей одной.
Хеннинг встал перед Мартином, выпятив грудь. Подтянулись и двое других.
– Эй, что это мы встали перед ним навытяжку? – сказал Зайдель, а Заттлер ни с того ни с сего ударил мальчика в лицо так, что тот упал.
Хеннинг прикрикнул на Заттлера:
– Ты что, сдурел? Я же ещё ничего даже не спросил.
Заттлер извиняющимся жестом развёл руками, а Мартин поднялся на ноги. Теперь он окончательно решил не выдавать им, что знает, где ключ, и умолчать, что получил от пастора лишь путаные ответы.
– Ну? – спросил Хеннинг.
– Да, – сказал Мартин, слизывая с губ каплю крови. – Вы должны прорубить вторую дверь, – сказал он потом.
Трое мужчин растерянно переглядывались. Успокоительно было то, что никто из них ничего не понял.
– В этой же самой двери, – сказал Мартин. – В одной из деревянных створок. Встроите туда вторую дверь, и она должна быть богоугодно скромной. Так сказал пастор. Именно так.
Все посмотрели на вход в церковь. Потом на Мартина. Без слов. Потом снова на церковные двери.
– Богоугодно скромную дверь, – твёрдо повторил Мартин и в подтверждение кивнул.
Художник сидел на краю колодца и всё слышал. До чего же люди глупы, думал он. И как он рад, что его занесло сюда.
Трое мужчин посовещались, но это не помогло, в конце концов, так сказал пастор, и они должны