записку – на самом видном месте, в центре письменного стола. Аккуратным округлым почерком она вывела короткое сообщение о том, что ей очень жаль и она приносит извинения родителям, но у нее нет выбора. Так будет лучше для всех.
Виктор слушал своего друга со слезами на глазах. Он снова, будто воочию, видел девочку, сидящую у него в гостиной на диване, на том самом месте, где сейчас расположился Жан с блокнотом в руках – порой он перелистывал страницы, освежая в памяти недавние записи. Кто мог подумать еще неделю назад, что этот ребенок, такой улыбчивый и жизнерадостный, совсем скоро по своей воле уйдет из жизни?
– И вы там у себя уверены, что ее не заставили написать это письмо?
– На данный момент жандармы ни в чем не уверены, – ровным тоном ответил Жан. – Прямо сейчас эксперты прочесывают ее комнату мелким гребнем и изучают ее домашний компьютер чуть ли не под лупой. Ее мать сказала, что у Нади был аккаунт в «Фейсбуке». Может быть, она делилась с друзьями чем-то важным. Нужно только выяснить пароль…
– Так я его знаю, пароль!
Жан уставился на Виктора в полном изумлении.
– Откуда?! Даже ее родители его не знают!
– Перестань уже подозревать всех и каждого! Я его знаю по той простой причине, что она сама мне его сказала! «Соленирафаэль» – с маленькой буквы, в одно слово. Я думаю, она хотела таким образом мне показать, что эта история действительно для нее важна. Она назвала мне его с самого начала, когда в первый раз пришла меня расспрашивать.
Жану стало не по себе. Это была критически важная информация, и ее следовало немедленно сообщить Фабрегасу – но Жан боялся его реакции. Это новое открытие наверняка показалось бы капитану – как, впрочем, и ему самому – весьма неоднозначным. К тому же, хотя Виктора и освободили, он по-прежнему оставался среди фигурантов дела, в статусе подозреваемого в исчезновении своих детей. Заставить Фабрегаса поверить в то, что Надя добровольно сообщила этому человеку пароль от своего аккаунта в соцсети, будет непросто.
– А эта, как ее… псевдопсихолог, про которую ты говорил, – она что же, ничего не замечала? Разве это не ее работа – предотвращать такие случаи?
– Педопсихолог, – поправил Жан, имея в виду официальное название специальности доктора Флоран. – Она сейчас там же, вместе с Фабрегасом. Пытается найти объяснения поступку Нади…
– Очень мило, но искать их надо было раньше – чтобы его не допустить! Она должна была заметить, что девочку что-то гложет! Никто не кончает с собой по сиюминутной прихоти!
– Ты знаешь не хуже меня, что Надя по возвращении домой отказывалась говорить о случившемся. Нельзя заставить человека говорить, если он сам этого не хочет.
– Зря стараешься. Все равно я никогда не поверю, что ее нельзя было спасти!
Жан понимал, как тяжело его другу принять эту новость. Любой испытывает отчаяние, отягощенное чувством собственного бессилия, столкнувшись со смертью ребенка, особенно если речь идет о самоубийстве, – но для Виктора это событие имело и другие последствия. Помимо