для этих плантаций специально вырубают тропические леса, которые должны были бы производить воздух для дыхания. Я что, хочу, чтоб мои дети задохнулись? Даже если они любят арахисовое масло, я не должна им его давать, равно как и ливерную колбасу, сделанную из мясных субпродуктов, отходов промышленного животноводства, отравленную антибиотиками, да ещё и напичканную консервантами, что же я делаю?
Я делаю бутерброды. Убаюкиваю себя надеждой через час-другой снова забиться в мою каморку. Превратиться в Рези, которая умеет находить слова для этого безумия, тем самым упорядочивая его или, вернее, заворачивая во что-то, чтобы удобнее было ухватиться – взять его и взорвать. В ту Рези, чья рубашка мне ближе всего к телу.
Неизвестно
Понятия не имею, как это было при моём рождении. Само собой разумеется! – Мать и отец женаты, я второй ребёнок, то есть наверняка желанный. Современная больница, современный уход за грудничками; преступность навязывания порошковых молочных смесей вскрылась много позже. И когда Марианна мне об этом в конце концов рассказала, посыл её истории состоял не в том, что она как мать оказалась жертвой обмана компании «Нестле», снедаемой жаждой наживы, а в том, что мне в младенчестве ничуть не повредило отсутствие грудного вскармливания. Целью её рассказа было создание уверенности, программа называлась «Укрепить ребёнка». То есть в центре её историй как правило стояла я, и выглядело моё рождение не иначе как: захотели, зачали, родили, вырастили здоровой.
Рената невольно качает головой. В её глазах это выглядит неблагодарностью: да что ж такое! Ты что, хотела бы себе более трагичной судьбы?
Нет.
Ну, в случае с моим рождением моя позиция – не самое главное. А что было при этом с другими? Опасения и желания, надежды и заботы моих родителей, моей сестры, родственников, друзей и сограждан? Об этом помалкивали. Мне про них не рассказывали. До тех пор, пока у меня не появились собственные дети, я и не догадывалась, насколько бессильной и в то же время насколько одержимой делает тебя материнство. А что, если бы я родилась не такой здоровой?
Я спросила об этом Раймунда, моего отца. Он посмотрел на меня так, будто я хотела подстроить ему ловушку, и потом сказал:
– Ну, мы бы сделали всё, что в наших силах.
– А что было в ваших силах?
– Не знаю. К счастью, мне не пришлось это выяснять.
– А Марианне перед родами не снились кошмары? Что она рожает монстра, ребёнка без головы?
– Не знаю. А даже если бы и снились: что, по-твоему, это могло бы означать?
– Я просто хотела знать, что вы чувствовали!
– Мы просто радовались вам, детям.
У моих родителей было мало денег. Она продавщица книжного магазина, он чертёжник. Профессии чистые, зарплаты маленькие. Профессии уважаемые, потому что связаны с интеллектуальностью и творчеством, а не с барышами и услугами – как могло быть в случае, если бы книжный магазин, в котором работала Марианна, принадлежал бы ей. Или бы она получила образование – изучала бы, например, германистику? Или если бы Раймунд происходил из династии архитекторов и просто был бы более практичным