садовом очаге, и Вера сказала:
– Теперь мне осталось только завести двух кошек, и моё счастье будет полным.
На вопрос, почему их должно быть две, она ответила:
– Чтобы играли вместе, – и это было, пожалуй, то же самое, что заводить как минимум двоих детей, чтобы ребёнок не рос в одиночестве, а я вспомнила открытку, которую Фридерике разослала всем по случаю рождения Зофи, и там было написано: «Теперь мы наконец-то настоящая семья», не то что раньше, когда у них был один Зилас.
То есть существует мера полноты и правильности – и вытекающее из этого счастье. Странно, как мы до сих пор убереглись от таких расчётов.
– Каждый сам себе хозяин, – говорили мы когда-то. – Я сама знаю, что мне делать и чего не делать.
И:
– Дети? Посмотрим.
И:
– Замуж? Ни в коем случае.
На сорок лет Вера прислала мне поздравительную открытку с напечатанным текстом: «Счастливого вступления в зрелый возраст швабской мудрости», а ниже ещё приписка: «Шваб к сорока набирается ума», что означает: впредь он оглядывается только на самого себя, а не по сторонам. Я до сих пор исходила из того, что Вера прислала мне эту открытку в шутку, но теперь, у огня я вдруг усомнилась в этом и спросила:
– А где ты возьмёшь этих кошек?
Вера спросила:
– А что?
И я рассказала про кошку, которую в двенадцать лет привезла из деревни в нашу городскую квартиру, где ей больше не на кого было охотиться, разве что на комнатных мух и аквариумных рыбок, и она целыми днями грустно смотрела из окна на улицу, которая не должна была стать её смертью, – и всё это ради того, чтобы я, в свою очередь, не грустила.
Вера наморщила лоб, а Ульф сказал, что кошка вообще не может смотреть грустно, это я ей приписываю.
– Недопустимое приписывание человеческих чувств, – сказал Ульф, и я больше ничего не добавила, не хотела портить общее настроение своими каверзами, которые к тому же могут потом истолковать как зависть.
Потому что квартира, разумеется, была супер, а дом – идеальное место, чтобы растить детей, и действительно всё сложилось чудесно с готовностью дома, с переездом, вечеринкой и друзьями…
Всё было просто превосходно.
А когда что-то превосходно, оно, разумеется, приносит счастье. На то оно и превосходно – то есть совершенно и завершено. Больше не войдёт никто, а ещё лучше – ничто: ни сомнения, ни амбивалентность; понимаешь это, Беа?
И могло быть так, что я в первую очередь завидовала; по меньшей мере, я боялась, Беа, что будешь завидовать ты, а это безошибочный знак. У Зигмунда Фрейда это называется «перенос».
Когда мы пекли пирог для новоселья, я подозрительно много говорила о нашей новой квартире – то есть о прежней квартире Веры и Франка, в которую нам предстояло теперь вскоре въехать – и про то, как близко оттуда находится сад кооперативного дома, и что ты и без того всегда подолгу пропадала в гостях у Каролины и Уль-фа, а им теперь досталась – как разработчикам и ведущим архитекторам – самая лучшая квартира в этом доме.
Тем