как воришку, ковыряющегося в буфете. Герти испытал новый приступ слабости, такой интенсивный, что едва сам не рухнул на пол. Дело становилось еще яснее. К его собственному ужасу.
Лишь закончив работу над «Лихтбрингтом», профессор сообразил, с кем имел дело и какую мощь предоставил в руки Канцелярии. Вполне вероятно, прежде он был слишком увлечен работой, чтобы осознать, кто выступает его работодателем. Известно, что ученые часто чудаковаты и невнимательны к окружающему.
Профессор закончил труд своей жизни и только после этого понял, что заключил сделку с дьяволом. Но было поздно. Он уже не мог ничего изменить. Механическое сердце его детища, «Лихтбрингта», заработало. И тогда профессор сбежал. Немыслимым образом обманул канцелярских крыс Шарпера и растворился в Новом Бангоре. Но что он делал здесь?.. Возможно, он испытал запоздалое раскаянье и нарочно попытался вывести счислительную машину из строя. Остановить ее во что бы то ни стало, чтобы зловещая Канцелярия не смогла воспользоваться плодами его трудов, заключив остров в оковы из гальванических проводов и поршней.
Или же, напротив, уловив ее нестабильную работу, тайно проник в охраняемый подземный центр, чтобы устранить ведомые лишь ему неисправности. Как бы то ни было, профессор Нейман не успел окончить своей работы. Потому что дверь за его спиной открылась и…
– Как он мог здесь оказаться?
– Несомненно, способность задавать своевременные и меткие вопросы относится к вашим сильным сторонам, – проворчал мистер Беллигейл, все еще пристально разглядывая покойника. – Вход в подземные тоннели возможен только через Канцелярию. И могу поручиться, что профессора там не видели уже очень давно.
– Не мог же он скрываться в тоннелях столько времени!
Мистер Беллигейл наконец поднялся на ноги. И, к внутреннему облегчению Герти, спрятал оружие.
– Он и не скрывался.
– Простите?
– Забирайтесь внутрь! Увидите сами.
Для этого Герти понадобилось серьезное душевное усилие. Несмотря на то что пугающей темноты более не было, внутренности «Лихтбрингта» все еще казались ему крайне неуютным местом, совершенно не предназначенным для человеческого присутствия. Он ощутил себя обреченным Иовом, по собственной воле ступающим в разверстую пасть механического Левиафана.
Воздух в центре управления был затхлым, как в тоннелях, хоть и избавленным от ароматов подземной гнили. Ее заменяли совсем иные запахи, сродни тем, что полностью занимают внутренние пространства судовых машинных отделений, – тяжелые запахи металла, керосина, копоти и смазки. Аромат работающей машинерии, столь же естественный, как для человека аромат пота и одеколона.
К его удивлению, внутренности центра управления отнюдь не походили на работающий цех. Не было ни крутящихся шестерней, ни поршней, ни чего-либо еще в этом роде. Скорее комната напоминала собой рубку подводной лодки, увеличенную во много раз. Здесь громоздились шкафы, усеянные столь огромным количеством индикаторов,