пчел, переставил поближе к Байщегулу стул. – Они о поэзии говорят.
– Какая поэзия! – воскликнул Байщегул. – Ты, Андрей Иванович, совсем ничего не видишь? Не сегодня-завтра война в степи начнется… а ты о поэзии. Слушай… Я на казахском прочитаю!
Сені ойлап күні-түні туған жер,
Қаны қашты һәм сарғайды ет пен тер.
Бие байлап, қымыз ішіп қызған соң
Азаматтар мәжіліс құрған мезгілдер.
Өзен өрлеп, суға қармақ салғаным.
– Это не просто поэзия, Андрей Иванович, – Байщегул перевел дух и заговорил на русском языке, – это призыв. А вы его не слышите. Почему?
Тропицкий ухмыльнулся.
– Почему?
– Да потому, что ни ты, ни твои жандармы не понимают языка. А кто понимает? Правильно, Карабеки всякие. Вы их – казанлы, башкортов и других – переводчиками берете. У тебя сколько казахов при службе? Трое? Двоих из них ты по аулам гоняешь, по призыву народ собираешь. А одного писарем у себя держишь. Кто, по-твоему, эту поэзию разбирать будет? А у этих анархистов да эсеров каждый знает язык, каждый готов выслушать и поговорить. К кому народ пойдет? К тебе, что ли? Того же Карабека если дернуть, столько информации посыпаться может, всю свою каталажную заполнишь, да еще на улице останутся. В городе, кого ни тронь, все всё знают. Один ты ни сном ни духом. Иманов где?
– А где Иманов? – закрутил бородой Егоров. – Разве не у себя в Тургае?
Кубрин тоже прищурился и внимательно посмотрел на Тропицкого.
– По моим сведениям, где-то в районе Атбасара. Сведения собраны с казачьих застав. – Тропицкий встал со стула и вытянулся во весь рост. – А по твоим? Чего молчишь?
– Молчать поздно, – с горечью сказал Байщегул, – под городом Иманов. Бойцов с ним около тридцати. Все при оружии. Стоят уже дня три… чего-то ждут…
– Казаков в городе больше тысячи! – уверенно произнес Тропицкий. – Куда соваться им?
– Говорят, через три дня начнут! – Байщегул, взяв вилку, ткнул ею в карася. – Откуда я знаю, зачем на рожон лезут. Это, Андрей Иванович, твоя епархия. Что-то нужно бишаре[20], значит!
– Час от часу не легче, – присвистнул от удивления Егоров, – выгнать взашей эту свору. Ты откуда знаешь-то?
– А деньги мы из общей купеческой казны кому платим? Они и говорят. Вот этих поэтов гнать с Карабеком нужно! – Байщегул замахал от возбуждения руками. – Иначе завтра сто Имановых будет, и денег у нас не хватит на всех. Казахи пока по нашим аулам спокойные, тут тургайские воду мутят. А если местные начнут? У меня не сто жизней. Часть аулов уже снялись и уходят в Китай. А это, между прочим, наши с вами деньги. На ярмарках без лошадей не жирно будет. На одной муке каравай не такой большой… Мне вот в Китай неохота только лишь потому, что кто-то там, – он указал пальцем вверх, – в столице, придумал казахов на войну брать! Казахов на вой ну! Им никто подсказать не может, что от этого приказа только хуже в степи будет? На вой ну эту не пойдут, зато здесь войну устроят! Куда мне бежать, если кровь начнет литься? К халха? Не хочу к ним!
– Я тоже. – Егоров не удержался и отлил