льняной рубахе, скроенной по типу косоворотки, и в разлохмаченных от старости тряпичных башмаках. Кроме традиционной садовой сумки-тележки на колесиках при нем имелся предмет мебели, явно отслуживший свой век в городской квартире. Дед пристроил сломанную кухонную табуретку о трех ногах, привалив к себе, бережно снял древнюю перфорированную шляпу начала эпохи оттепели с замусоленной лентой над полями и настроился читать «Крокодил». Но очень скоро старик спекся. Какое-то время он еще удерживал в руках развернутый журнал, а мы с Соней падали со смеху, глядя на обложку. Прямо на развороте помещалась карикатура на современную семейную жизнь: крупным планом ходики, из которых вместо кукушки выскакивает растрепанная тетка со скалкой в руках, а зашуганный муж, в трусах и майке, с небритой похмельной рожей, отпрыгивает от дубинки с поджатыми лапами, словно заяц. И так, видимо, каждый час… Сцена называлась «семейные часы с боем». Возможно, картинка и не была столь смешной, чтобы вот так умирать от смеха, но нам с Соней сейчас только палец покажи!
Тут дедушка, сраженный морфеем, всхрапнул на весь вагон и выронил свой «Крокодил». Опять повод. Мы зажимали рты, чтобы не разбудить соседа. Потом самовольно подняли журнал с грязноватого пола и, выхватывая его друг у друга, стали по очереди зачитывать разные выдержки.
– …Ввиду семейных обстоятельств, в частности болезнь свиньи, я имела невыход на работу в течение пяти дней, – декламировала Соня и ждала моей реакции.
Я приглушенно хихикала, а она, икая, вносила поправки.
– Это… это… из объяснительной.
Меня больше насмешил короткий фельетон, который назывался: «Хочу домой». Смысл его был таков: в пионерском лагере персонал создал настолько неблагоприятные условия, что бедные дети хором просились домой. Городским отделом народного образования города Новопургинска была проведена замена высшего руководства лагеря, укреплен состав воспитателей, отремонтирована крыша, а также улучшено санитарное состояние территории и, главное, внешний вид вожатых. Вроде, тема серьезная, но меня так разобрало, что я не могла остановиться. Соня тоже хваталась за живот.
– Ой, не могу. Пионеров жалко…
Потом подруга пересела ко мне на лавку, мы ели булочки и вместе рассматривали картинки из раздела «иностранный юмор». На рисунках длинный полосатый кот сначала отдыхал на ребристом радиаторе отопления, потом поднялся и пошел, чуть живой, заплетая лапами. Туловище и хвост оказались волнистыми, сохраняя контур батареи. А сам котейка теперь больше стал похож на ползущую гусеницу. Своим ржанием мы все-таки разбудили деда. Он на секунду открыл глаза, окинул нас непонимающим взглядом и пробормотал: «А… Девчонки… Смешинка в рот попала? Вот стрекозы»… И опять задремал. Мы просто взорвались хохотом.
Когда журнал надоел, смех иссяк, а булки были съедены, потекла беспечная болтовня двух девчонок-подружек. Теперь уже под дружное хрумканье. Рука сама так и тянулась к палочкам, щедро обваленным в сахарной пудре. Это зараза, как семечки – чем