из всех лесных
Чары сплетает ранние,
Осенью эльфы их
Слушают на прощание.
Гигантский дуб
Шаги марширующих армий проснулись за долом
Над воином-дубом и в поле осеннем и голом,
Воинственный крик прекратился внезапно в ненастье,
Ревущие бури тогда онемели в бушующей страсти,
Предвестием дыма войны задохнулись по селам,
Когда в боевой барабан бьют корявыми ветками власти.
Осины
Высокие дисканты их серебристую песнь пронизали,
Прекрасен и тонок напев беспокойной осины,
Легко и протяжно сопрано разносится в зале -
Как сила и тембры меняются у мандолины.
Финал
Кедры пропели вечерние песни,
В ночи убаюкав росу -
С музыкой ранней природа воскреснет,
Где стелется сумрак в лесу,
Концерт вырастает значительный очень,
День угасает. Спокойной ночи, спокойной ночи.
А в сумерках я услышу ясней
Шум деревьев за нами,
И зов далекой скрипки твоей,
Рыдающей над волнами,
И ветер летящий под светом звёзды непорочной,
Я им отвечу. Спокойной ночи, спокойной ночи.
За предел синевы
I
Вам сказать, сэр? Я бьюсь об заклад, мне известно, кто этот мужчина,
Бен Филдс слишком законник, чтоб в парня стрелять беспричинно,
Он о вас был высокого мнения, сэр, и недавно, касаясь персон,
Говорил: «Вот однажды заявится Сквайр, и правду разнюхает он,
Чтоб сюрприз этот преподнести». Я задумался самозабвенно -
Навестить в любой день вы могли нас, конечно же, – Ровера, Бена,
А теперь вы явились напрасно, поскольку двоих нас оставил, увы,
Он шесть долгих недель уже как, за пределы уйдя синевы.
Ровер кто? Это колли, и в мире единственный пес, существо,
Кого мог полюбить бы я дважды. И стоимость, Сквайр, его
Выше суммы, которой владели вы в жизни. А это, я знаю, немало.
Ах, ну вот он, бродяга – давай, подползи же, бездельник, устало,
Покажи нам бинты своей сломанной лапы, что ноет достаточно больно,
Это я виноват, мне больнее – меня прокляни и для сердца довольно,
Фразы брата звучали резонно, мне кажется, но неправа
Моя речь была с ним до того, как раскрыла предел синева.
А ведь за день до смерти, подумайте только, спросил: «Скажи, Нед,
Старый Ровер найдет здесь заботу, когда я умру, или нет?
Он, возможно, тебя веселить даже сможет в тиши одинокого зала,
Если вдруг нападет – знай, что ты заслужил, и собака тебя не признала».
Что же, Сквайр, все было напрасно. Я очень старался, но все же
Дружбы колли не смог обрести, хотя мне она многих дороже.
Я с таким же успехом Луну мог на помощь позвать, но дела таковы:
Сердце Ровера с Беном ушло навсегда, далеко за предел синевы.
Вижу, он не привязан ко мне, и не следует вовсе за мной,
Хоть упрямца ласкал, окружая сердечной заботою не показной,
И