что была еще четвертая жертва.
Она повернула ключ еще раз, но гайка не хотела заворачиваться. Женщина уже успела собрать подшипники, звездочку, хомут и ротор – гайка была последней частью этой головоломки, и эта чертова штука отказывалась заворачиваться.
Ким посмотрела на гайку и мысленно приказала ей двигаться, ради ее же собственного блага. Никакого эффекта. Тогда Стоун сосредоточила все свое недовольство на ручке ключа и нажала на нее изо всех сил. Резьба сорвалась, и гайка свободно провернулась.
– Черт бы тебя побрал! – воскликнула Ким, швыряя ключ через весь гараж.
Лаура Йейтс вся тряслась на свидетельском месте, вспоминая о том, как ее затащили за церковь, а потом грубо насиловали и издевались над нею в течение двух с половиной часов. Они сами могли видеть, как тяжело и больно ей садиться. И это через три месяца после изнасилования…
Девятнадцатилетняя девушка сидела в суде все то время, пока присяжные произносили «виновен» по трем предыдущим эпизодам изнасилования. А потом они произнесли слово, которые навсегда изменили ее жизнь. «НЕВИНОВЕН».
Но почему? Потому что девушка была не вполне трезвой. И не говорите нам об одиннадцати швах, наложенных спереди и сзади, о сломанном ребре и синяках под глазами. Она сама на это напросилась, и все из-за того, что выпила эти две несчастные порции алкоголя…
Стоун почувствовала, как ее руки затряслись от ярости.
Ее сотрудники считали, что три из четырех – это не такой уж плохой результат. И так оно и было. Но не для Ким.
Она наклонилась, чтобы оценить урон, нанесенный мотоциклу. Ей пришлось потратить почти шесть недель, пока она разыскала эти необходимые чертовы гайки.
Ким вновь накинула головку торцового ключа и стала осторожно, двумя пальцами поворачивать его. В этот момент зазвонил ее мобильный. Она бросила гайку и вскочила. Звонки почти в полночь никогда не предвещали ничего хорошего.
– Инспектор Стоун.
– У нас тут труп, мэм.
Ну конечно! А чего еще она ожидала услышать?
– Где?
– Хэгли-роуд. Сторбридж.
Ким знала это место. Оно находилось прямо на границе с соседним графством, Западной Мерсией.
– Нам позвонить сержанту Брайанту, мэм?
Ким скривилась. В тридцать четыре года она еще не была готова к тому, чтобы ее называли «мэм». Она это слово просто ненавидела.
В голову ей пришла мысль о коллегах, которые с трудом забирались в такси перед «Собакой».
– Да нет, я думаю, что сама справлюсь, – сказала она и разъединилась.
Задумавшись на пару мгновений, Ким уменьшила звук «Айпода». Ей надо выбросить из головы то осуждающее выражение, которое она увидела в глазах Лауры Йейтс, – не важно, было ли оно реальным или воображаемым, но она его видела. И никак не могла забыть.
Теперь Стоун крепко запомнит, что закон, в который она твердо верила, не смог помочь тому, кого призван был защищать. Ведь