на шею тому, который показался ей старшим. – Родненькие мои! – губы задрожали, блеснули слёзы и, не удержавшись, прыснули, потекли по запылавшим щекам. – Родненькие, родненькие, – повторяла, всхлипывая, не в силах совладать с рыданиями.
Как ни пыталась Наталья догнать товарку, так и дошла почти до Езерища одна. Ещё издали заметила на дороге тёмный бугор, словно кто-то обронил мешок с соломой. Прячась за деревьями, кустами, приблизилась и обмерла. Раскинув руки, на земле лежала Широчиха, большое кровавое пятно растеклось на груди, распахнутые голубые глаза глядели в посеревшее небо, которое низко-низко нависло над ней, словно само устремилось навстречу.
Чтобы не закричать, Наталья зажала рот рукой. Её била дрожь, не хватало воздуха. Попыталась вздохнуть, но охвативший ужас будто сдавил горло. Ноги подкосились, она обмякла, опустилась на землю за кустом бузины. В это же время послышался немецкий говор. Поравнявшись с Широчихой, фрицы остановились, один из них достал вальтер и, играючи, прицелился, выстрелил в голову. Если и была ещё жива, то теперь надежды не осталось.
Наталья долго ползла от страшного места, не отваживаясь приподняться. Её пальто, перепачканное в грязи, вымокло, отяжелело. От холода и сырости знобило. А может быть, колотило от страха. Прячась, пробралась к дому, но заходить не стала. Трясущимися руками, забивая под ногти землю, разрыла на огороде потайную яму, вытащила мешок с одеждой, завернула в платок несколько морковин, оставшимися набила карманы и осторожно, перебежками, чтобы никому не попадаться на глаза, стала пробираться назад берегом озера.
Возвращение
Снег сыпал и сыпал, пламя костра слизывало его налету, жар огня упорно вычерчивал тёмный земляной круг, но мороз крепчал и всё смелее подступал к последнему оплоту тепла лесных жителей. Сепачёв подкинул в костёр толстых сучьев и долго смотрел на пляску огненных языков, прикидывая, как быть дальше.
В конце октября советские войска заняли деревни Марченского, Руднянского, Газьбинского сельсоветов, в середине ноября прорвали оборону западнее Невеля и наступали в районе озёр Ордово и Езерище. В Кайках у немцев артиллерийский полк, в Сурмино – оружейные склады. И теперь с той стороны грохотало так, что земля сотрясалась даже здесь, в лесном сховище беженцев. «Со дня на день Езерище будет свободно. Откатятся немцы к Бычихе и Городку – куда им против Красной Армии! – радостно размышлял Василий Семёнович. – Надо сниматься и двигаться к дому», – решил окончательно.
– Севостьянову – на санки! – приказал, понимая, что больная Наталья не пройдёт и десяти шагов. – Детишек закутайте и тоже на санки. Остальным – пешью. Выдвинемся завтра утром.
Наталью лихорадило уже больше недели. Прасковья Макаровна отпаивала её отваром коры дуба, аира и корня валерианы, которая во множестве торчала из-под снега в болотной низинке, но мучительная боль по-прежнему ломила виски, выворачивала живот. Когда по телу пошла красная сыпь, сомнений не осталось – нагрянул тиф.
«Молочка