и по силе потока. Причём за отклонение по примеси отвечает именно сила магического потока, а вот за объём – уже отклонение по широте.
Граф поднял точку на шаре выше, к «северному полюсу».
– Этот параметр измеряется в люменах. От ноля до ста, где полсотни соответствует экватору. Частенько всё, что выше экватора называют склонностью к Свету, а то что ниже к Тьме, но это не совсем правильно.
Он задумчиво посмотрел на иллюзию перед собой.
– Хотя вот сейчас у нас тут как раз яркий пример этих Свет – Тьма в понимании обычных людей. Поставленная мной метка характеризует мага или заклинание из школы Целителей. Тех, кто может напрямую лечить болезни или создавать различные снадобья и эликсиры. Хотя тут не всё так просто и однозначно, конечно…
Он вздохнул, в очередной раз поняв, насколько тяжело объяснять, стараясь использовать чёткие определения то, что этих самых определений не имеет.
– А вот если бы я сдвинул метку ниже, то получил бы некроманта.
Кто-то в собравшейся вокруг их столика толпе, кажется молодая сеньорита в модном, украшенном цветами капоре5, ахнула в ужасе.
– Не стоит пугаться. Несмотря на отвратительную репутацию, некромантия – очень полезный раздел магии. Например, те же судмедэксперты, которыми сертифицированные некроманты чаще всего работают, приносят огромную пользу любому государству. Но я что-то отвлёкся…
Граф Ла'Сад с улыбкой посмотрел на Рикардо:
– Вам стало понятнее, друг мой?
Мальчишка закивал в ответ и тут же выпалил, в ожидании продолжения:
– Мэтр, а как же маготехника? Почему в механизмах может быть использовано столько разных, иногда совершенно различных заклинаний?
Ла'Сад, однако, на его уловку не поддался:
– Получение большого количества информации за один раз не способствует её усвоению. Давайте я расскажу об этом после ужина?
Рикардо обиженно надул губки, но спорить не стал.
Интерлюдия
Любой, кто прибывал в Малаку с моря, по достоинству мог сразу оценить этот небольшой, но очень уютный портовой город. Здесь нескончаемо кипела жизнь. Бурная деятельность замирала только лишь к рассвету, чтобы вспыхнуть к десяти утра снова, останавливалась в полдень, уступая напору бешеной жары, что вдавливала всё живое в землю.
Жара ступала по улицам страшной поступью, властно напоминала людям о том, что где-то там, чуть дальше от живительного тёплого моря в глубину материка, была раскалённая оранжевая земля, где в полдень между редкими травами метался дуэндэ6, опасный брат жгучего самума7. Город застывал, слушая шаги жары, стихали голоса, исчезали даже тени, а затем горожане, благодушно отдохнув под артефактами в прохладе до четырёх дня, оживали и снова шли славить жизнь почти до рассвета.
Песок морского берега, переходивший в широкую каменную набережную, высокие зелёные пальмы, из которых хрипло орали пьяные от жизни