отбрасываю эти мысли, проскальзывая в туалет. Здесь теснее, чем в набитом хламом коридоре. Я зажата между грязным унитазом и заляпанной раковиной.
Я осторожно ставлю фонарь на край раковины, затем проверяю краны. Вода все еще капает. Должно быть, в трубах еще осталось немного.
Я смачиваю тряпку теплой водой, затем вытираю сиденье унитаза. Когда оно становится настолько чистым, насколько это возможно, я протираю тряпкой зеркало над раковиной.
На зеркале затвердел слой пыли. Но мне удалось его немного очистить, чтобы мое отражение смотрело обратно на меня. Оно грязное и мутное, как будто видишь себя в ряби ручья, но это первый раз, когда я увидела свое лицо за долгое время.
В наши дни мы не тратим слишком много времени на поиск зеркал. И когда я смотрю на свое отражение, я понимаю, почему. Я выгляжу ужасно.
Когда-то давно я красила волосы во все цвета. Я была блондинкой, брюнеткой, рыжей. Те дни уже прошли, и я смотрю на обычные грязно-желтые оттенки своих волос. Все следы краски давно выцвели.
Забавно, как сильно скучаешь по мелочам, когда всё уже потеряно.
Я скучаю по тональному крему, которым я маскировала свои слабые веснушки, по запаху солнцезащитного крема летом и по горячей, ароматной чашке кофе, по своей бабушке и по своему дедушке. Я не знаю смогли ли они выжить в этом темном мире. Я скучаю по закату. Я могла смотреть часами на цвета неба усыпанного тысячами маленьких ярких звезд и зарисовать их в блокноте цветными мелками, после которых на кончиках пальцев всегда оставались меловые разноцветные пятна.
Я хватаюсь за края раковины и смотрю вниз, на слив. Вода просачивается из крана тонкой струйкой, и я смотрю, как она кружится вокруг стока, словно водоворот, в который, я так хочу, чтобы меня затянуло и унесло далеко от этого темного мира.
Это единственная вещь из старого мира, по которой я не скучаю – желание исчезнуть, быть невидимой. Это чувство осталось со мной и во тьме.
По-прежнему, держа одну руку на раковине, я тянусь за спину и вытаскиваю из-за пояса тяжелые ножницы.
Я позволяю ножницам со стуком упасть в раковину, затем медленно закатываю рукав. Я снимаю повязку с руки. Даже в тусклом свете фонаря я вижу блеск шрамов и последний кровавый порез, прорезающих мою плоть, словно удары плети. После прихода тьмы и морков, я несколько раз пыталась умереть. Я не создана для этого мира тьмы. Но я слишком труслива, чтобы что-то с этим сделать. Пока. Однажды я найду в себе смелость сильнее прижать острие к своей коже, и смогу побороть желание забинтовать свои раны. Однажды, я покину этот мир навсегда.
Однажды.
Только не сегодня.
Я отворачиваюсь от ножниц и тянусь за другой тканью. Эта ткань кажется чистой для моих пальцев. Изношенная, но достаточно чистая. Порезав ее на две части, я смачиваю один кусок ткани под непрерывной струей водопроводной воды, прежде чем раздеваюсь до нижнего белья. Ткань прохладная на ощупь. Я тщательно вытираю все места на своем теле.
Нужно хоть как-то компенсировать отсутствие мыла. Если бы