по-моему, два Т-1 и один Т-2. И ещё французский, вроде бы трофейный, наверное, – ответил явно находящийся не в себе собеседник, а потом крякнул: – Хотя вряд ли тебе это что-то скажет. Ты повоевать-то толком и не успел. В первом же налёте ранение получил. Впрочем, – он тяжело вздохнул, – я тоже.
Голова у меня закружилась. Я понимал, к чему клонит свихнувшийся собеседник, но осознать разумом то, что нахожусь не в своём относительно спокойном времени, а на самой настоящей Великой Отечественной войне, о которой столько слышал, читал и смотрел фильмов, я принять не мог.
И хотя этот непонятный лейтенант явно сошёл с ума, не в моём положении было приводить его в ярость.
А потому, не став больше затрагивать тему немцев и танков, стараясь соблюдать спокойствие, нейтральным и даже безразличным голосом спросил:
– Так что мы будем делать дальше?
Спросил и обомлел, внезапно осознав, что говорю я не своим голосом. Не своим! А каким-то детским, что ли.
– Пока не знаю, – вздохнув, ответил лейтенант. И, вероятно, увидев, что я трогаю себя руками за горло, вложил мне в руку фляжку. – На. Сделай глоток. Только учти, воды больше нет. Я эту фляжку у нашего часового, что охранял госпиталь, взял. Она ему, – вновь тяжело вздохнул, – в общем, она ему больше не понадобится, а нам пригодится.
Голос его звучал так горько, что я даже спрашивать не стал, ибо такой тон подразумевал, что боец погиб.
Да и некогда мне было сейчас думать о других, я буквально пытался найти себя. А именно – ощупывал своё тело и с каждой секундой, с каждым мгновением понимал, что данное тело со стопроцентной вероятностью, абсолютно, совершенно точно не моё.
Да, я в нём находился. Оно, по сути, сейчас являлось моим и мной. Но это сейчас, а совсем недавно я ведь жил в другом теле и именно то тело считал своим.
«С ума сойти!»
В голове мелькал миллион мыслей и вопросов, главными из которых были всего два: где я, в смысле – где моё тело? И почему сейчас нахожусь в теле чужом?! Причём в теле довольно молодого человека – если и не совсем ребёнка, то юноши.
Об этом говорило множество фактов: и отсутствие давно уже оформившегося животика, и морщин не было, и более мягкая кожа, и пушок вместо привычной щетины, и размер конечностей.
«Это я в безусого юнца, что ль, вселился?! – ошалело подумал я и неожиданно испугался: – А вдруг в девицу?»
Последняя мысль повергла в самый настоящий шок.
Быстрыми и незаметными движениями ощупал себя, чуть согнувшись, будто бы хотел откашляться, и, отметив, что я мужик, облегчённо откинулся спиной на холодную кирпичную стену.
«Чёрт возьми, как бы я хотел сейчас иметь возможность видеть, чтобы хоть точно понять, в кого именно меня занесло».
Мысли бушевали в голове, но сейчас исполнить своё желание я не мог. И дело тут было не только в том, что я сидел в подвале, и рядом вряд ли могло найтись зеркало, а в том, что мне нельзя снимать повязку ещё шесть дней.
Врачи предупредили, что дневной свет крайне негативно будет влиять на