знали, какими делами на самом деле занимается первый отдел. И только мы понимали, что если бы блондин не сдержался и приступил к столь привычному для наших органов «разговору с пристрастием», на его карьере можно было бы поставить крест.
В кабинете повисла тишина. И только через минуту блондин под воздействием моего ледяного взгляда вспомнил о субординации, поднялся и начал бормотать извинения, в искренность которых я не верил. Спецтрансовцы стояли молча, возможно также удивленные таким поворотом событий. Но, оглянувшись, я понял, что, по крайней мере, в отношении прыщавого я ошибся. Он сверлил меня взглядом, в котором не было и капли почтительности или даже попытки изобразить сожаление по поводу случившегося. Только желваки ходили по его покрытым колючей щетиной скулам. Затем он подошел к столу, не спрашивая разрешения, снял трубку телефона и набрал номер. Долго не отвечали, а когда, наконец, на том конце провода подняли трубку, прыщавый, неискренне извинившись за поздний звонок, коротко рассказал о случившемся. Меня удивило, что он, ни разу не сбившись, слово в слово повторил то, что у меня было написано в служебном удостоверении. Затем он, время от времени бросая на меня косые взгляды, снова стал жаловаться на мое непосредственное участие в освобождении собаки. Судя по тону, каким он разговаривал, мое будущее теперь зависело ни от хозяина этого кабинета, ни, тем более, от меня, а от таинственного незнакомца, который сейчас, наверно, и решал, что же со мной делать дальше.
В конце концов мне это надоело, и я потребовал, чтобы через минуту мне предоставили машину и отвезли домой. Блондин виновато кивнул на прыщавого, и тогда я, окончательно разозлившись, ударил по телефонной клавише, выдернул у прыщавого трубку и протянул ее блондину.
– Вызывай машину! Немедленно! А завтра ко мне в управление со всеми бумагами и документами этих придурков!
– Зачем в управление?
– Будем писать сочинение на тему «Как я участвовал в похищении»! Не придешь сам, я обо всем сообщу Колосову, – я был хорошо знаком с начальником этого отделения. – Все понятно?
Блондин хмуро кивнул. Возможно, просто прикидывал, какой толщины конверт ему готовить на завтра. Естественно, откуда ему было знать, что взяток я, как правило, не беру, особенно от подчиненных. Впрочем, разубеждать его я не собирался. Пусть пока мучается.
Свободной машины не было, поэтому блондин предложил подвезти меня на своей «Ауди». Когда я садился на заднее сиденье, на глаза мне попалась группа спецтрансовцев, по-прежнему стоявших у фургона и мрачно смотревших мне вслед. По выражению лица прыщавого я понял, что процесс созерцания того, как за последние полчаса от него уходит уже вторая жертва, приводит его в состояние еле сдерживаемого бешенства. Увы, я ничем не мог ему помочь. Только лишь ободряюще улыбнуться на прощанье.
* * *
На следующее утро я с чистой совестью собирался проспать, поэтому, когда наконец-то вернулся к двум часам ночи домой и рухнул на диван, не стал даже заводить