именно, разобрать монах не сумел. Он упёрся ногами в сучья и взял прицел.
Один из двух ему нужен, а вот который? Держатся мальчишки на равных. Правда, у одного конь знатный, какого не под всяким князем увидишь, зато второй одет побогаче. Из разговора можно было бы уяснить, кто есть кто, жаль, ветер слова в сторону уносит, звуки мешает. Долго монах самострелом водил уж и отчаялся угадать. Но вдруг на одном из парней застёжка серебряная сверкнула, и не успел блеск погаснуть, как соскочила с самострела смерть.
От тяжелой стрелы, выпущенной с тридцати шагов, да из такого оружия, не упасут никакие доспехи. Юноша был обречён. Но вмешалась судьба. Когда монах уже нажимал на спусковую скобу, в лицо ему с соседней ветки неожиданно метнулась птица. Даже не птица, скорее птенец едва оперившийся. Он не смог помешать выстрелу. Но всё же прицел сбился, и стрела ушла чуть-чуть в сторону.
Суздальский княжич Борис, младший сын Константина Васильевича, направлялся в Муром, сопровождаемый отцовскими кметями и боярским сыном Васькой Румянцем. Ваську приставили к княжичу в качестве товарища и тот, понимая назначение на свой лад, всю дорогу донимал Бориса разговорами о битвах, подвигах, походах большей частью чужих, а если своих, то ещё не свершённых. Наивные виды молодого боярина относительно будущего мешали княжичу насладиться важностью настоящего. Как ни крути первое самостоятельное поручение. Может и невелик подвиг, но какой уж есть. Тут бы прикинуть, подумать, как бы лучше справиться и в грязь лицом не ударить. Но Васька сосредоточиться на отцовском поручении не давал, а Борис, не желая в первом же деле прослыть самодуром, властью не злоупотреблял и потакал Румянцу.
Воины в господские разговоры не лезли, ехали молча и поглядывали по сторонам, только что не зевая от скуки. У них-то таких поручений за плечами не один десяток уже. А Муромская дорога не лучше и не хуже других, разве только погода балует. Солнце то проявляется, то скрывается в тучах, дождь то прекращается, то начинается вновь, а холодный северный ветер, несмотря на густой лес, бьёт в спину, будто степной, пробирая до костей даже согретых скачкой людей.
Ничего подозрительного никто из воинов не заметил, и даже услышанный звук они приняли за шорох крыльев. Но Бориса вдруг что-то с силой ударило под рёбра. Так мощно и неожиданно, что чуть из седла не выбило. Он качнулся, едва удержав равновесие, и крикнул:
– Ходу!
Не дожидаясь ответа, княжич со всей силы ударил пятками по лошадиным бокам и привстал в стременах. Конь дёрнулся от неожиданного приказа, но всё же взял резво. Отряд, не раздумывая, бросил лошадей вскачь, стараясь не сильно отстать от юноши.
– Что случилось, князь? – спросил на ходу Румянец.
Недоумение читалось и на лицах воинов. Они не понимали в чём дело, чем вызван неожиданный рывок. Быть может, молодой князь решил кровь разогнать, согреться, или проверить