менее трех метров, ринулся прямо на него, рискуя врезаться в непрошеный кедр, который торчал явно не на месте. Но оказывается, она ждала от меня именно этого, потому что, не видя меня, она вдруг резко затормозила и пропустила меня вперед, даже рукой помахала.
Нетрудно догадаться, что сквитать счет мне не удалось. Я присел на корточки и признал себя побежденным. Вид у меня был потрепанный. Извалялся я как медвежонок, меня можно было бы и пожалеть.
Илль подпустила меня поближе. Я так и ехал на корточках, волоча палки за собой.
– Сдаюсь, – сказал я кротко, – иссяк.
Илль слегка наклонила голову и посмотрела на меня, прищурив один глаз. Одна бровь выражала у нее презрение, а другая – сострадание.
– Во́да-во́да-неотво́да, – сказала она, – поросячая порода.
У меня перехватило дыхание.
– Что? – догадался я переспросить.
– А то, что сорок тысяч поросят и все на ниточках висят!
Если бы я не сидел на корточках, я стал бы перед ней на колени. Я был наконец на Земле.
Илль почувствовала, что сейчас я брякну что-нибудь сентиментальное. Она подняла ладошку в пестрой рукавичке:
– Только без лирики, я ее боюсь.
Я кивнул. Какая уж тут лирика! Я не имел на нее ни малейшего права.
Мы тихо и долго ехали вниз. В долине было уже темно. Снег почти везде стаял, лишь возле камня виднелись небольшие серые плешины. Мы сели на глыбу. Ее прикрывало что-то шероховатое – не то мох, не то лишайник. Я в этом не разбирался.
– Да, – констатировал я печально, – после инструктора по альпинизму кататься с таким дилетантом, как я…
Илль пожала плечами:
– Туан гоняется по горам один, как шальной козел. Ему нужна прекрасная незнакомка.
– Ну, взяли бы Лакоста.
– Он неженка, не любит холода.
– Что же он торчит на станции? Тоже ждет незнакомку?
– Это его Джабжа уговорил.
– Вот Джабжа и остается.
– Он-то обычно меня и прогуливает.
Так я и думал. Эта обманчивая внешность, эти занятия, даже комнаты рядом.
– Он ждет жену… – донеслось до меня откуда-то издалека. – Она уже два года в полете и вернется осенью.
В сердце у меня вдруг что-то булькнуло – горячее такое. Ох и дурак же я! Вообразил невесть что. Я вспомнил образ женщины, созданный Джабжей и удививший меня тем, что это не Илль. Умница, Джабжа, молодчина, Джабжа! Как это кстати, что ты женат! Как это здорово!
– А что? – спросила вдруг Илль.
– А ничего, – ответил я.
Ну что я мог, что имел право ей сказать? Я просто спихнул ее с камня, и она, брыкнувшись, покатилась в снег.
Бац! – я получил снежок прямо в лицо. Бац! Бац! Ах ты, задиристый чертенок! Я прыгнул, пригнул ее к земле и ласково ткнул носом в снег. И в ту же секунду почувствовал, что совершаю какой-то абсолютно противоестественный кувырок. Заскрипели по снегу шаги, что-то темное бесшумно мелькнуло в небе.
– Илль! – крикнул я. – У меня отнялись руки и ноги!
Тишина.
Черт