меня уже ждет у дверей, весело виляя хвостом. В коридоре понимаю, что дома не только Шери. Из кухни доносится голос Олега: «С собакой я уже погулял!»
Его тон спокоен и вежлив, как ни в чем не бывало, как будто не было ночного разговора. Я прохожу в комнату, чтобы переодеться. На стене висят наши семейные фотографии: вот на этом фото вся наша большая семья вместе с моей сестрой и ее детьми, на этом фото Олег, я и Ксеня (она еще в моем животе), а эта самая любимая – Ксении четыре годика, она сидит на плечах у Олега, и их обнимаю я. Какие же мы солнечные, какие же мы счастливые! В этот момент я понимаю, что такие красивые отношения, такая красивая любовь не может завершиться ссорами, скандалами, типичным разводом, будет развод по-петербуржски. Господи, дай мне сил и мудрости!
Вновь встреча на кухне. Сколько же эта кухня помнит бесед и разговоров… моих родителей, моих бабушек и дедушек. Я ставлю чайник. Олег молчит. Как всегда молчит, ожидая, что разговор начну я. Это его обычная тактика «говорить редко, но метко». С одной стороны, я ценю это качество, не люблю мужчин-балаболов. С другой стороны, в такие моменты мне хочется его задушить, точнее встряхнуть, чтобы он выбрался из своей скорлупы; чтобы сказал, что думает; чтобы сказал не то, что надо, не то, что хотят услышать другие, а что думает именно он.
Видимо, слишком долго его приучали быть удобным, очень долго он задвигал все свои желания в угол. Так долго, что он уже не слышал свой голос. Возможно, он уже перестал чего-либо желать.
– Я завтра поеду к Ксении, отвезу Шери. Ты поедешь со мной? – начинаю я разговор.
– Да, – односложно отвечает Олег.
Боже, как у него все просто! У меня душевные терзания, размышления, у него же есть «да» и есть «нет». Может мы, женщины, все очень усложняем?
Я беру чашку чая и ухожу в свою комнату. В свою? Когда комната стала только моей, а не нашей?
С появлением Шери в нашем доме никто не страдает от одиночества, хотя порой я очень люблю «пострадать». Шери уже забралась на мои колени, а в душу – пустота. Нет ни мыслей, ни чувств, ни планов, ни желаний. Белый чистый лист.
Да, белый чистый лист – мое спасение. Когда не можешь никому выговориться, когда эмоции терзают душу или царит звенящая тишина как сейчас, я произношу про себя фразу: «Бумага стерпит все!». Беру лист бумаги, тетрадь – а может просто салфетку – и начинаю писать все, что пишется. А иногда пишутся стихи.
Больно…
От речей равнодушных больно.
От фраз раздирающих больно.
От ожиданий безнадежных больно.
И изменить ничего невозможно.
Горько…
От старых обид горько.
От леденящего взгляда горько.
От невыплаканных слез горько.
И изменить ничего невозможно.
Страшно…
Просыпаться одной страшно,
Выходить по утрам из дома,
Понимать, что сейчас важно,
Ориентиры искать снова.
Ночь