в художественном творчестве, вполне могло появиться желание изобразить его в виде некоего зелёного переливающегося прямоугольного окна в мир сплошных загадок.
Два джентльмена в белоснежных шортах и теннисных майках с теннисными ракетками в руках старались вовсю, запуская мяч на половину поля соперника. Никакого таинственного окна они, конечно, не замечали, и о том, что оно в любой момент может затянуть их в свой волшебный мир, конечно, не думали.
Нельзя сказать, что игроки были лишены воображения, однако работало оно у них лишь в одном направлении, – создать образ, способный ввести в заблуждение соперника. Жизненное кредо, которое помогало выигрывать не только в теннис.
Пол, он же Дмитрий Сырых, с первого взгляда обращал на себя внимание своей крупной комплекцией. Он был высок, плечист и одновременно грузен.
Колоритную внешность дополняла крупная голова тридцатилетнего мужчины с вьющейся как у музыканта-скрипача шевелюрой. Однако крупное рельефное лицо, напоминавшее бульдожью морду, производило отталкивающее впечатление, а тяжёлые, будто налитые свинцом глаза навыкате, могли даже испугать, если бы он подошёл к какой-нибудь девушке в тёмной ночной подворотне.
Его оппонент в игре сэр Ричард Хантер казался ровесником Пола. Он был также высок, но в отличие от него не грузен, а поджар и строен.
Выскобленный до блеска бугристый череп сиял на солнце, словно оловянный. Такое же крупное как у Пола лицо, однако, имело не придавленный, а выступающий орлиный профиль, и глаза у него не выкатывались, а сидели глубоко в глазницах и смотрели на мир исподлобья, словно сквозь прорезь рыцарского шлема.
Пол, несмотря на свою комплекцию, порхал по корту, словно огромный мотыль из фантастического фильма. Хантер, напротив, выглядел нескладным со своими длинными и худыми, как у богомола, конечностями.
Пол наседал, раз за разом делая всё более и более замысловатые посылы мяча. Вдруг нескладный Хантер парировал очередной мяч так, что тот, словно разумное существо, прыгнул через сетку и сразу же приземлился. Пол не успел даже среагировать и с досадой отшвырнул ракетку в сторону.
Хантер подошёл к лавочке, приставленной к ограждению корта, взял термос, отвинтил крышку, налил в неё дымящийся кофе и с удовольствием сделал живительный глоток. Пол рухнул на лавочку рядом с Хантером и обтёр взмокшее лицо белоснежным полотенцем.
– Рич, осень моя золотая, если бы ты также обыграл Кольцова, то я многое мог бы тебе простить. Кольцов-то, между прочим, вышел из-под контроля!
Сказав это, Пол вздохнул так, словно хотел этим тяжким вздохом загнать в воздушный шар мрачные и едкие, как пары бензина, мысли, а затем поджечь и взорвать их вместе с шаром.
Хантер оторвался, наконец, от кофе, и сел рядом с Полом на лавочку. Длинные, как оглобли, волосатые ноги выросли перед самым носом его массивного, но дёрганного, как худой подросток, собеседника.
– Пол, ты, как будто, не в себе.
В ответ