ИСАТЬ ТОЛЬКО ОН САМ, и никто иной – пусть сей «иной» будет трижды умнее, эрудированнее, пластичнее, красивее и т.д. Знак первородства – сертификат на пребывание писателя в литературе, а клоны, глад копись и серятина – всего лишь оборотная сторона графомании.
Книгу Мусы Мураталиева «Нашествие мигрантов» мог написать только он.
Это его боль и его тема – новое рассеяние древнего народа, выдутого ветром перемен конца XX – начала XXI c привычных мест обитания. Где жизнь не была легкой и справедливой, но была устоявшейся и предсказуемой. Нервная скороговорка текста, фразы с явным киргизским акцентом – то смысловым, то стилистическим – фирменный прием писателя, столь удачно «пойманный» им уже в предыдущем романе «Тоска по огню». Парадокс, но роман о якобы «азиатах» – сугубо европейский, космополитический текст о проблемах, которые касаются обитателей не только Киргизии или России, но и граждан всего мира, само существование которого в очередной раз находится под угрозой. Не из-за войн, так из-за чудовищной усталости этого мира, перебравшего, как это многим кажется, практически все варианты построения счастья ДЛЯ ВСЕХ.
Отчего и название романа обретает дополнительный, метафорический смысл существования человека на Земле.
Евгений Попов
17.03.2013
НАЧАЛО НОВОЙ ЖИЗНИ
Саяк почувствовал опасность распада страны, идя в магазин за хлебом. На перекрестке райцентра сидело несколько человек на корточках. Так делают здесь люди, у которых есть что предложить для беседы или те, кто расположен вести длинный разговор. Они обсуждали выход республики из состава СССР. Рассказчик время от времени ударял плетью о землю, поднимая клубы пыли. Саяк вошел в магазин. Прилавки пустые, немного минеральной воды и шпроты. Купил серую и белую буханки хлеба – больше не полагалось. По дороге он опять наткнулся на беседующих людей и решил послушать. Говорил Тынымсейит, сын вдовы Акбагыша.
– Давайте скажем правду! Неизбежность распада такого неуклюжего организма, как СССР, я загодя видел. Это разложение сравнимо разве что с болезнью организма. Она сидит внутри человека, подтачивает его день за днем, а потом как схватит – и конец! Все видели, как страна захворала, но дети оказались не способны её вылечить: застой довел до паралича, и вот наступил момент несовместимый с жизнью. Мы там никому не нужны, недалек тот день, когда нам укажут на дверь! Надо самим брать власть в руки! Руководство своей тени боится. Ему надо помочь уйти с достоинством. Надо стать независимой страной!
Рядом с Тынымсейита все время стоял Каранай, держа в руке голубой платок, как знамя. Саяк подумал и не поверил в сказанное. По-прежнему существует район, область, Кремль. У власти – коммунисты. Придет новый генсек, и все будет по-прежнему. Про себя он начал считать: Хрущев, Брежнев, Андропов, Горбачев. Землякам кажется, что там, в общей столице, кто-то допускает ошибку. Брехня! В Москве всегда найдутся образованные люди, другое дело тут, в Чеч-Тюбе. Саяк почувствовал облегчение от своего ответа на царапающие душу слова сына вдовы Акбагыша. Поэтому заключил, что последнее слово все же за Кремлем. Надо было идти – дома ждали хлеба.
Тынымсейит не знал, где лучшая жизнь: тут или за горными перевалами. Но понял, что пойти с националистами выгоднее, потому как коммунисты уходят со сцены. Это были его первые шаги на общественном поприще. Ему надоела пустая жизнь. А тут, услышав о возможном распаде СССР, обрадовался, выбежал на улицу и, собрав людей, поддавшихся на его агитацию, завел речь о будущем станы
Саяк однажды заметил, как Тынымсейит со своим товарищем Каранаем идут впереди толпы. Над ними голубое полотнище – стяг будущего государства. Лицо полно решимости. С этой минуты Саяк возненавидел их. После не раз слышал, как люди, обмениваясь репликами, говорили: «Опять националисты!» Райкомовское начальство на все это почему-то смотрело сквозь пальцы.
В тот день жители долины услышали плохую весть: ельцинская гвардия, состоявшая из отборных бойцов, заняла Кремль. Но так ли это на самом деле, никто твёрдо не мог сказать – до Москвы далеко. Тынымсейит снова призывал людей в ряды националистов. И тут Саяку показалось, что власть действительно уходит в руки шарлатанов. Далее все закрутилось еще быстрее. В растерянности он узнал из центральных газет, что руководители трёх республик объявили СССР распущенным! Эта весть загнала Саяка в угол окончательно. Он дал себе зарок больше не высовываться со своим мнением о Советском Союзе. Постепенно стал ненавидеть любого, кто заговаривал о крахе страны.
На базаре все еще торговали колхозной скотиной, хлеб ели тоже советский. А между собой говорили, что хуже не будет! Тем не менее, каждая семья ощущала приближение нищеты. Саяк отправил письмо в Московскую область, где служил в армии сын, но через некоторое время оно вернулось обратно. Отец не знал, что в это время Черик и еще четверо солдат работали вне зоны части – строили дачу генералу. Каждый раз, думая о сыне, представлял его лучшим среди сверстников: «В противном случае не держали бы в рядах советской армии».
Саяк имел привычку сидеть лицом к западному склону гор. Оттуда едут путники издалека: осторожно, почти на