стаканчики.
– Деолинда, – сообщил он ей, – я дошел до ручки.
Она подняла лицо, шевельнула губами, сложенными клювиком добродушной черепахи:
– Еще не надоело катиться вниз?
Врач воздел манжеты к облезлой штукатурке потолка в патетически библейской мольбе, надеясь, что нарочитая театральность хоть отчасти замаскирует истинные масштабы бедствия:
– Перед вами (внимание на меня!), к вашему счастью и к моей печали, величайший спелеолог депрессии: восемь тысяч метров океански глубокой грусти, чернота желеобразной воды, где отсутствует всякая живность, за исключением одного-двух отвратительных подлунных монстров с антеннами на макушке, и все это без батискафа, без скафандра, без кислорода, что очевидно указывает на то, что я агонизирую.
– Почему бы вам не вернуться домой? – спросила сестра, привыкшая трезво глядеть на вещи и несокрушимо уверенная в том, что, даже не будь прямая кратчайшим расстоянием между двумя точками, все равно следовало бы рекомендовать ее в качестве лучшего средства делабиринтизации слишком извилистых душ.
Психиатр поднял телефонную трубку и попросил соединить с больницей, где работал один из его друзей: пора хвататься за любую соломинку, решил он.
– Потому что не умею, потому что не могу, потому что не хочу, потому что ключ потерял, – объявил он медсестре, которая прекрасно понимала, что он лжет.
Я вру, и она знает, что я вру, и я знаю, что она знает, что я вру, и принимает мое вранье без злобы и сарказма, убедился врач. Время от времени, хотя и очень редко, нам выпадает счастье набрести на такого человека, которому мы нравимся не вопреки нашим недостаткам, а вместе с ними, такие любят нас одновременно безжалостной и братской любовью, чистой, как хрустальная скала, как майская заря, как красный цвет Веласкеса.
– Слушайте, – сказал врач, прикрывая трубку рукавом, – вы даже не представляете, насколько я вам благодарен за то, что вы есть.
В этот момент голос друга добрался наконец до этого конца провода и произнес осторожно:
– Да-да. (Врач тут же вообразил тоненький пинцет, трепетно удерживающий что-то хрупкое и драгоценное.)
– Это я, – ответил он поспешно, подозревая, что вот-вот расчувствуется. – Я дошел до ручки, до такой, что дальше некуда, и было бы неплохо, если б ты мне помог.
По молчанию в трубке он догадался, что друг мысленно прокручивает расписание на сегодня.
– Могу отменить одну встречу во время обеда, – объявил он наконец, – пойдем в какую-нибудь забегаловку, куда ты обычно ходишь, там за гамбургером и облегчишь душу.
– В час в Галереях, – решил психиатр, глядя вслед сестре, выходящей из процедурной с подносом, на котором в пластиковых стаканчиках подрагивали красные, желтые и голубые пилюли. – И спасибо тебе.
– В час, – подтвердил друг.
Врач поспешил повесить трубку, чтобы не слышать коротких гудков, бесполезного