моей победе есть. Так что ешь, раз царь велит, выполняй, что отец приказывает.
И Ваня послушно вцепился зубами в капающий жиром и дымящийся жаром кусок мяса.
На следующее утро, как только рассвет позолотил верхушки безбрежного лесного моря, сложили охотники шатры шелковые, сели на коней и выехали в чистое поле. Егеря подбежали и царю с царевичем по соколу протянули.
– Эх, погоняемся за птицей быстрой! – воскликнул Дубрав. – Давненько не бил я с лету белого лебедя и серую утушку, журавля серебряного и пеликана золоченого.
До полудня забавлялись охотники соколиной охотой, все стрелы поистратили, зато и птицы набили несчетное количество. Царевич Ваня ни на шаг от отца все это время не отставал, делал все, что он делает, повторял каждое его движение. И несколько раз так из лука лихо стрельнул, что Дубрав даже позавидовал.
– Хорошо стреляешь. Прямо в сердце бьешь без промаха. Где такому искусству обучился? Тоже у дьякона?
Ваня засмеялся:
– Нет не у дьякона.
– А где же тогда?
– В саду боярина Добробрюха. С друзьями яблоки сбивал, вот и научился.
Дубрав расхохотался:
– И я мальцом этим делом баловался.
Когда соколиная охота наскучила, выехали они к реке Дунеп, расправили невода шелковые, сети серебряные и стали рыбу ловить. Целую гору к вечеру наловили и севрюги и стерляди, и щуки с осетром, и корюшки с пескарем, и Сома Сомовича и Ерша Ершовича. Так что и на уху жирную наваристую хватило рыбешки мелкой, и на подносах серебряных горы мяса рыбьего. Наелись все до отвала.
А с Ваней царевичем во время ловли рыбы и вовсе история произошла необыкновенная. Да такая удивительная, что он о ней и рассказывать никому не стал, решил, что не поверят ему, засмеют только.
Как уху варить начали, так решил он искупаться в воде прозрачной, освежить да напоить водной силой тело от охоты уставшее. Охладить кровь горячую. Разделся и с высокого берега в воду бултых, только круги пошли в разные стороны. Плавал он ничуть не хуже рыбы любой, очень скоро на середине реки оказался, на спину лег, в синее небо поглядеть решил. Лежит, отдыхает, облака считает. Вдруг чувствует, что-то холодное и скользкое его спины коснулось. Протянул руку и хвать! Смотрит, в ладони у него малек бьется. То ли осетр маленький, то ли стерлядка.
– Отпусти меня, царевич Ваня, – человеческим голосом говорит. Тихо, словно шепчет. Оно и понятно. Рыба ведь. – Ни к чему я тебе. Ухи из меня не сваришь, и уж тем более голод не утолишь. Отпусти, любое твое желание выполню?
От удивления Ваня чуть не захлебнулся. Слышал он, конечно, что рыбы разговаривать умеют, когда хотят, да только своими ушами впервые услыхал. Разжал он руку и выпустил малька на свободу:
– Плыви, детеныш рыбий, да в следующий раз не попадайся. И ничего мне от тебя не надобно. У меня и так все есть.
Малек махнул хвостом, шаловливо улыбнулся мальчику, водой в лицо ему три раза плеснул. И приговаривал при этом:
– Это сейчас тебе ничего не надо, а в жизни многое, что сгодиться может. Я не просто