ни интересных запахов, ни блестящих безделушек, ради которых стоило бы задержаться, ворона взмыла вверх и улетела прочь, громким карканьем выражая свое разочарование.
Чунчжа вздрогнула, когда рука Суволя коснулась ее плеча. Его голос прозвучал так близко от ее уха, что она ощутила жар его дыхания.
– Взгляни. – Юноша кивнул вниз, на нежный зеленый побег, пробившийся из почвы. – Косари. – Он раскинул руки. – Это мое тайное убежище. Здесь, внизу, теплее, поэтому папоротники распускаются раньше. За час мы соберем достаточно побегов, и ты отнесешь их домой, маме. Вы сможете есть их все лето. – Юноша шагнул в курчавые зеленые заросли, присел на корточки и развернул два больших квадратных куска материи. – Один для тебя, другой для меня. – Он указал на место рядом с собой.
Чунчжа присела на корточки и подтянула к себе один из кусков ткани. Она чувствовала, как колотится в груди сердце. Почему оно стучит так громко? Вдруг Суволь тоже слышит?
– Можешь воспользоваться этим ножом. – Суволь положил нож на землю так, чтобы острие было направлено в противоположную от девушки сторону.
Неужели он спланировал все это только ради нее? В душе Чунчжи расцвело незнакомое ей дотоле чувство, нежное и доброе.
Они работали бок о бок, настолько близко, что Суволь ощущал тепло тела девушки, смешивавшееся с прохладным горным воздухом. Чунчжа слышала или, скорее, чувствовала дыхание Суволя. Ножом, зажатым в одной руке, они срезали стебли, другой рукой поднимали срезанные папоротники. По небу плыли маленькие облачка. Солнце поднималось все выше. Юноша и девушка смеялись и болтали. Квадратные куски ткани были уже полностью завалены молодыми, нежными побегами косари. Руки Суволя замерли. «Пора идти», – подумала Чунчжа. Она закрыла глаза и вздохнула, не желая уходить. Если бы можно было остаться в этом тихом зеленом уголке навсегда!
Суволь шевельнулся и придвинулся так близко, что Чунчжа почувствовала его запах. От волнения кожа у нее покрылась мурашками. Она едва могла дышать и не смела шелохнуться. Суволь нежно коснулся ее щеки пальцем. Голос юноши был так тих, что Чунчжа усомнилась, не послышались ли ей его слова.
– Когда я впервые увидел тебя на горе, то подумал, что ты – кумихо. Очень жестокая и дикая. – Он сглотнул. – А прошлой ночью, после того как мы смотрели на звезды… я никак не мог сосредоточиться. – Он провел пальцем по изгибу ее губ.
Чунчжа подняла голову. В глазах Суволя появились крошечные отражения ее лица. Как она могла всю жизнь жить у моря, не зная, что он здесь, на горе? Ее руки, задрожав, потянулись к его лицу, но тут же замерли. Чунчжа отодвинулась и стала возиться со своей охапкой папоротника. Она пыталась спрятать свой румянец.
– Прошу прощения. – Суволь отвел руку. – Это было слишком самонадеянно с моей стороны. Извини, пожалуйста. Не сердись.
Девушка покачала головой. Она испытывала не гнев, а некое другое чувство, столь же пылкое и жгучее. Что бы подумала мама? Внезапно возникшее в воображении лицо матери, искаженное душевным смятением, поразило Чунчжу.
– Ты