и стало трудно дышать, в глазах потемнело, в ушах раздался шум…
Генрих очнулся лишь поздним вечером, и увидел, что пожилой человек по-прежнему сидел на краю кровати. Его лицо светилось от пламени свечи, что придавало оттенок заговора его словам:
– Я могу вам помочь.
– Помогите! —Тихий шепот сорвался с сухих губ обессиленного ребенка.
– Я приду завтра, мы все обсудим, хорошо? Сейчас надо поспать. Ваш разум не способен пока воспринять трезво то, что я хочу сказать вам.
– Только обязательно приходите! Не оставляйте меня! – Когда придете? Мне отправить за вами? —Вопросам Генриха не было конца.
– Завтра утром загляну, хорошо? – Лекарь улыбнулся, укрыл больного одеялом и распрощался.
Он приходил каждый день утром и рассказывал, рассказывал… о школе фехтования, кулачном бое, о мальчишках, которые в свои молодые годы могут дать отпор даже бывалым солдатам, о силе, и как ею управлять, о благородстве и чести… Молодые люди впечатлительны и порывисты и Генрих, как любой юноша в его возрасте (а ему на тот момент было всего двенадцать) был впечатлен чрезвычайно. Благодаря нетерпеливому желанию быстрее окунуться в это приключение, он уже через неделю явился по указанному адресу. Позднее, чтобы не отвлекаться от занятий, Генрих временно жил в школе. Ему нашлось место в каморке библиотекаря. Так, днем были занятия, а вечерами чтение книг и перевод латыни.
И вот, когда добрая половина библиотечных книг была прочитана, а на теле не осталось синяков и ссадин, шов на голове зарос черными, как смоль, волосами, в его душе установилось умиротворение, и он был готов к тому, чтобы вернуться домой.
Но сложилось так, что встречи не случилось. Вернувшись домой, Генрих узнал, что отца нет больше в живых: случайная уличная драка унесла жизнь последнего его родителя.
Он остался один в большом, родном, но по большому счету совершенно чужом доме, где не осталось ни одной родной души, но жили призраки прошлого. В отличие от страха унижения и физического насилия, страх одиночества был намного сильнее, потому что теперь, когда он знал, как защитить себя от взрослого человека, по иронии судьбы он не имел ни малейшего представления о взрослой жизни. И этому мастерству нельзя было хотя бы плохонько научиться за две недели в отличие от кулачного боя и мастерства фехтования.
Итак… Генрих стал делать первые осторожные шаги своей новой взрослой жизни. Для начала и не без помощи друзей и покровителей, он привел в порядок расходные дела. Старый дом ждал вложений и забот. От окон до ворот, от сада до конюшни – все было запущено и ждало руки хозяина.
Со временем молодому человеку понравилось узнавать родовое гнездо заново. В доме было много комнат, вход в которые ранее для него был закрыт. Сейчас же, вооружившись связкой ключей, он был полон душевного трепета. За каждой дверью открывалась своя история, ее шептали книги, зеркала, старые пыльные шторы, старые светильники с огарками свечей… Он нашел много вещей, принадлежавших