к вышивке. Веточка вышла правдоподобной, листики тянулись к солнцу, как живые, а вот воробушек от волнения сам на себя не походил. Стежки плясали по полотну, превращая солнечные лучи в косой дождь. Ещё и криворукой посчитают! Я сделала маленький стежок, создавая видимость работы, и подняла взгляд, чтобы посмотреть на гостей.
Первым в глаза бросился отец в праздничном алом камзоле с чёрными штанами и начищенными до блеска сапогами. Круглый и низенький – можно было не гадать, в кого я пошла статью. От пышных некогда волос у батюшки осталась залысина, прикрытая париком. Мачеха в расшитом жемчугом платье стояла рядом с ним белой лебёдушкой.
Следом за родителями зашёл незнакомец, которого мне прочили в мужья. Я только и заметила, что высокий блондин, да взгляд прямой, не робкий – и тут же глаза отвела. Негоже девице на парней заглядываться, даже если это жених.
– Вот и дочь наша, Лада, – заулыбался отец. Щёки у него раскраснелись, глаза заблестели, а пряный запах вина разнёсся по светлице. Видно, не по одному бокалу с гостем выпил, прежде чем решился вести его ко мне. – Поздоровайся, милая, со своим женихом Финистом Кощеевичем.
Я отложила вышивку, встала и поклонилась, как мачеха учила: с достоинством, неспешно.
– Здравствуй, Финист Кощеевич. Рада знакомству.
В ответ – тишина. Не такую красоту жених ожидал увидеть. Что дальше будет, я за полгода выучила наизусть. Сейчас скажет, что ему не позволяет жениться давняя клятва – и ищи ветра в поле. Я уже приготовилась выслушать очередной отказ, но отец решил схитрить.
– Пойдём, Никитична, выпьешь чарку за будущее счастье молодых. А детей оставим, пусть пообщаются, – ласково обратился он к нянюшке, а сам покосился на мачеху: правильно ли сказал? Наверное, вчера весь вечер разучивал, что гостю дорогому говорить, чтобы не оплошать.
Нянюшка будто ждала. Куда старость подевалась! Проскакала мимо меня козочкой, а ведь вчера жаловалась на больные спину и ноги. Мачеха, прежде чем выйти, нахмурила тёмные брови: мол, помни, о чём говорили. И закрыла дверь. А я с женихом осталась.
Страшно стало и смешно. Финист разглядывал меня и молчал, я же уткнулась в рукоделие, делая вид, что вышиваю. Руки так дрожали, что стежки плясали по всему полотну, превращая мелкий дождь в ливень. И о чём говорить? Меня всегда учили, что мужу перечить нельзя. А если жених молчит, то и мне молчать, выходит? Глупо как-то получается. И смотреть на него украдкой глупо. Нет, как ни крути, а ничего худого от разговора не будет.
– Что вышиваешь, невестушка?
– Как добрались до нас, на перекладных? – спросили мы одновременно и неловко замолчали.
Голос у Финиста оказался вкрадчивый, с приятными бархатистыми нотками. Заслушаешься.
– До Больших Ольховиц на своём Ветре, а там поменял.
– Ворона… То есть воробушка.
И снова мы заговорили вместе. Я ещё и ляпнула про ворона! – а как не ляпнуть, когда вышитая птичка на воробушка похожа, как я на лебёдушку! Прикусила губу, сгорая от смущения.
– Вы