не заперта и не оснащена сигнализацией – и оказывается во внутреннем дворике музея. Он скользит по светлым камням вдоль увитой виноградом стены, и статуэтка колотит его по спине; добравшись до следующей двери, он ныряет туда и оказывается в музейном холле – прямо у главного входа. Он минует билетершу и оказывается на улицах Антверпена. Полицейские, наверное, уже едут, и Брайтвизер сознательно заставляет себя двигаться непринужденно, пошаркивая начищенными до блеска ботинками, пока не замечает Анну-Катрин; вместе они возвращаются на тихую улочку, где припаркована их машина.
Он открывает багажник маленького «опеля» цвета индиго и кладет туда статуэтку. Оба сдерживают вскипающий пузырьками восторг, пока Брайтвизер садится за руль, а Анна-Катрин устраивается на пассажирском сиденье. Ему хочется запустить мотор и с ревом сорваться с места, но он понимает, что ехать надо неспешно, аккуратно притормаживая на всех светофорах на выезде из города. Только когда они сворачивают на скоростное шоссе и он вжимает педаль газа, настороженность покидает его, и оба превращаются в парочку двадцатипятилетних детей, наслаждающихся свободой и скоростью по пути к дому.
2
Их дом скромный – оштукатуренная бетонная коробка с небольшими окнами и красной черепичной крышей. Две сосны бросают тень на клочок травы на заднем дворе. Дом стоит в ряду таких же однотипных домов на одной из окраинных улиц Мюлуза, города с развитой автомобильной и химической промышленностью, расположенного в индустриальном поясе восточной Франции в одном из наименее привлекательных районов страны, исполненной разнообразных красот.
Почти все жилое пространство дома сосредоточено на первом этаже, однако по узкой лестнице, ведущей наверх, можно подняться под самую крышу, где расположены еще две комнаты, тесные и с низким потолком. Дверь в эти комнаты постоянно заперта, ставни на окнах всегда закрыты. В спальню втиснута великолепная кровать с балдахином на четырех столбиках, ее драпировки золотистого бархата перевязаны бордовыми лентами, а сама кровать застелена простынями из красного атласа и завалена подушками. Именно здесь, среди столь внезапной для этого места роскоши, и спят молодые люди.
Когда на следующий день Брайтвизер открывает глаза, первое, что он видит, – «Адама и Еву». Специально ради этого он и поставил статуэтку на свой прикроватный столик. Время от времени он поглаживает вещицу кончиками пальцев, как будто следуя движению резца самого скульптора: по волнам Евиных волос, по чешуйкам змия, по узловатому стволу дерева. Это одна из самых потрясающих работ, какие ему доводилось видеть; вероятно, она стоит раза в два больше, чем все дома в их квартале, вместе взятые.
На его прикроватном столике стоит еще одна вещица из слоновой кости: фигурка Дианы, римской богини охоты и плодородия, сжимающей в воздетой деснице золотые стрелы. Рядом с ней – третья статуэтка, изображающая раннехристианскую святую Екатерину Александрийскую. И четвертая,