Ковид вообще-то бьёт по нервной системе, слышала?
Когда мы пришли в палату, нас уже ждали.
– Давай ложись, гулёна, – сказал внушающий уважение густой голос, – будем ставить капельницу.
– Я потом смогу сходить ещё погулять? В коридор. – Я распласталась на кровати и дрыгала ногой, чтобы стряхнуть шлёпанец.
– Уже не сможешь.
– Почему?
– Это новая капельница, на два часа. Её уже после отбоя снимать будут.
– Что-о-о? Два? Может, поставим завтра?
– Мадемуазель, с вами всё в порядке? Вы же так торопились вылечиться! Если передумали, дайте знать. То говоришь, что тебя мало лечат, то – «завтра».
– Ладно-ладно. Колите.
– Премного благодарен.
– Мам, давай пройдёмся по коридору, – попросила я на следующий день.
Я ощупала косынку, которую попросила повязать мне, как бандану, убедилась, что волосы не торчат, и мы пошли черепашьим шагом по больнице. Я держалась за мамину руку, но курс задавала сама. И курс этот был на приятно пахнущий цветок, точнее на скамейку, возле которой он рос. Всё-таки совсем чуток я стала видеть; по крайней мере, растение казалось мне уже более густым тёмным облачком, чем вчера. Мы прошлись по отделению пару раз туда-сюда, когда, поравнявшись с нужным местом, я сказала:
– Давай присядем здесь?
Мама помогла мне опуститься на скамью, и мы просто сидели молча. Не знаю, в капельнице ли было дело, ковид ли ослабил хватку, но когда я проснулась, то, ещё не открыв глаза, поняла, что чувствую себя лучше. Появилась словно лёгкость какая-то. Будто в меня по капле влилось что-то хорошее. И что-то теперь было во мне – что-то очень сложное, но и совершенно очевидное. И настолько всеобъемлющее, что меня аж распирало от самых разных чувств. Это было воспоминание о том, как Макс прикоснулся к моей щеке.
Я стала придумывать речь: «Мам, я хотела бы побыть немного одна, если ты не против, послушать музыку», – но за меня всё сделал врач.
– Вот вы где, – сказал он вдруг. – Мамочка, можете сходить со мной и подписать оставшиеся документы?
Я поняла, что мама вскочила при его появлении, потому что наушники упали с шорохом на пол.
– Саша, давай я отведу тебя в палату, – засуетилась она.
– Не надо! Я прекрасно тут посижу. Под цветком. Никто меня не украдёт.
– А откуда ты знаешь про цветок? – ахнула мама. – Ты видишь его?
– К сожалению, нет. Просто он пахнет.
И вот мама с доктором ушли. Я сижу одна, в наушниках, но музыка не играет. Прикрыла глаза. Если он подойдёт сейчас, то подумает, что я умиротворённая и задумчивая, хотя я как натянутая тетива. Но придёт ли он – вот в чём вопрос. Мы договорились встретиться вчера. Я не спросила, как часто он бывает в нашем отделении. А если он сейчас на процедурах? Мне остаётся только ждать. И чем дольше я ждала, тем неприятнее становились вопросы, которые я себе задавала.
Наконец, я спросила себя: а почему ты вообще решила, Алекса, что он придёт? «Давай затусим» – это вообще-то ни к чему не обязывающее выражение. Мама с папой, бывало, шутили: «В нашем возрасте, когда говоришь кому-то, что надо