день она также нашла временную работу – взялась за сортировку подержанной одежды в одном из подпольных пунктов торговли. Десять часов без обеда и перерывов прошли в бесконечных разгребаниях чужого хлама. Вещи нужно было разбирать по цветам, фактуре, сезонам и по типам. Запах отсыревшей ткани прочно засел у нее в носу, и она продолжала ощущать эту холодную пыль даже после того, как все закончилось. По дороге домой ей предстояло купить в магазине хлеба или овсянки – еще утром Дебби дала ей два доллара на еду. Она отложила один доллар, чтобы вернуть его малышке. К оставшемуся она добавила пару своих собственных долларов, из тех, что заработала за день.
Ей хотелось только одного – скопить десять долларов, чтобы к возвращению Адама она смогла уйти на отдельное жилье. В том же доме пустовала комната на самом нижнем этаже – это была тесная каморка с заплесневевшими стенами и без электричества, но Ева была бы рада даже такому скромному жилищу. Десять долларов за целую неделю – вполне приличная цена. Она могла бы отдать деньги и начать искать новую работу. Только бы протянуть до зимы, а там будь что будет – весной и летом можно даже ночевать в парках и умываться на улице, если станет совсем худо.
Когда она вернулась, ее ждал сюрприз – Дебби горько плакала, а Мэтью лежал на кровати и не шевелился. Ева бросила сверток с овсянкой и хлебом на стул, и опустилась на колени возле постели.
– Что случилось, малыш? – спросила она, разматывая шарф и расстегивая пуговицы пальто.
– Жарко, – сдвинув брови домиком, пожаловался Мэтью. – А сестра не дает мне спускать одеяло.
Ева оглянулась на Дебби и улыбнулась ей:
– Умница, все правильно, – похвалила ее она. – Давно тебе жарко?
Всхлипывающая Дебби подошла к кровати и ответила за брата:
– Началось в три часа. Это все я виновата! – Она закрыла лицо руками и зарыдала еще сильнее. – Это я недоглядела. Он хотел на улицу… он всегда хотел пойти гулять, но нам нечего надеть, и мы сидим дома. Иногда я надеваю мамины ботинки и выхожу, чтобы вынести мусор. Я забыла закрыть дверь… и он… он выбежал за мной. Босиком.
– Когда? Сегодня утром? – спросила Ева.
– Нет, еще вчера. Я боялась сказать вам, я думала, что вы меня отругаете или вам будет все равно. А сейчас он болеет! Он ведь не умрет? Я не знаю, что сделать. Я не знаю, как ему помочь.
Ева поцеловала ее в лоб и пообещала:
– Все будет в порядке, обещаю. Ничего страшного не случилось, все хорошо. Иди на кухню и включи две конфорки. На одну ничего не ставь, а на второй вскипяти воду – ему будет нужно попить чего-нибудь горячего. А ты, Мэтью, – она склонилась к нему и коснулась губами его горячей щеки – лежи и не вздумай вылезти из-под одеяла, ясно?
Она порылась в карманах, вынула из сумки другие деньги – пришлось взять все, что было – и выбежала за дверь. Вернулась она только