появилась телефонистка тетя Нина.
– Можно, Тимур Олегович, – не по уставу обратилось она. – Я на счет Тони…
– Заходите, Нина Петровна, заходите. Что-то серьезное случилось?
– Надеюсь, нет, но я очень переживаю за девочку. Какая-то она стала … не знаю, как объяснить. В общем, выгнала Тоня меня вчера.
– Как это выгнала? – не поверил Соболь. – Ну-ка, давайте поподробнее.
– Я, как обычно, после службы решила ее проведать. Думала, вкусненькое чего приготовить, накормить девочку, а то ведь исхудала совсем, кожа да кости. А она даже за порог не пустила, сказала, хватит, мол, ее жалеть, добренькими притворяться. Я к ней и с лаской, и с уговорами, так накричала на меня, истерику закатила и дверью чуть не по носу!
Тетя Нина замолчала, ожидая реакцию Тимура Олеговича. Капитана ее рассказ, конечно, расстроил, но не то, чтоб уж очень удивил. Безусловно, поведение Тони выглядело странным. Вернее, оно было бы странным для той, прошлой Тони – счастливой дочки любящего отца. А для сироты…
– Не переживайте, Нина Петровна. Такое поведение сейчас вполне объяснимо, у девочки стресс. Думаю, ей потом самой было стыдно… Не надо на нее обижаться, ладно.
– Да я не обижаюсь, тут дело в другом. Я, когда вчера от нее ушла, расстроилась, конечно, чуть не разревелась, присела у соседнего дома на лавочке успокоиться. Потом, так же как Вы сейчас вот, подумала, что нервный срыв у нее. Решила, надо подождать немного и еще зайти. Минут десять просто так сидела, потом зеркальце достала – макияж проверить, может тушь потекла. И вдруг вижу я в зеркале, как выходит из подъезда наша Тоня, расфуфыренная вся, в юбочке такой, что нянька Вика, которая Заворотнюк, отдыхает. Мимо меня прошла – не заметила, торопилась куда-то. Не стала я тогда ее дергать, от греха подальше. А потом забеспокоилась – куда это она вечером в таком виде собралась. В общем, переживаю сейчас за нее, пропадет девка… Пристроить бы куда-нибудь ее, а? Ведь школу закончила, куда теперь пойдет? Вы же с отцом ее дружили…
– Ну, куда она бегала вечером, может, и не важно совсем. Взрослая девчонка уже. А делами Тони я, разумеется, займусь.
Разговор с тетей Ниной напомнил Соболю о плане встретиться с Беркульским как раз по этому вопросу. Правда, вчера еще не горело, а сегодня выясняется, что откладывать визит на Голгофу нельзя.
Голгофой для Тимура Олеговича была любая необходимость идти с поклоном к сильным мира сего. Еще в ранней молодости, перечитывая снова и снова незабвенного Булгакова, он всякий раз наизусть твердил как заклинание: «Никогда ничего не просите у тех, кто сильнее вас. Сами все увидят, и сами все дадут». С годами юношеский максимализм поистерся. Стало ясно, что никто ничего просто так не даст, но протягивать руку, пусть даже по делу, он так и не научился. Всего добивался сам, хотя локтями в толпе не работал, предпочитая отойти в сторонку и поработать головой.
Но в армии неожиданно выяснилось, что выпрашивать подаяние – чуть ли не прямая обязанность Тимура