через механизм мобилизации. Если же попытаться развернуть определение БСЭ, то придется признать, что социальная мобилизация проявляется в разных видах, которые можно условно разделить, например, по типу деятельности (военная, гражданская, культурная, религиозная и т. д.), по месту, по размерам (масштабу), по источнику и т. д. При этом, несомненно, что любой вид мобилизации группирует и поляризует людей; в нашем понимании – это фундаментальный социальный факт, который, таким образом, дает возможность получить оптимальную кумулятивную стоимость, необходимую для решения той или иной задачи.
Подобно катушке высокого напряжения, она распределяет социальную напряженность по всем нитям общества (или его отдельным группам), выдавая более высокие показатели в тех местах, где этого требует социальный организм – там, где болит. И если «болит» везде, то здесь, как нам представляется, уже можно говорить о всеобщей социальной мобилизации как о механизме производства военного общества в том понимании, которое в него вкладывал Герберт Спенсер. Правда, он его только описал и не предложил ничего, кроме «принудительного взаимодействия» (compulsory cooperation), что могло бы дать ответ на причины его возникновения. Не случайно Э. Дюркгейм отмечал, что великие социологи не вышли за пределы общих соображений о природе обществ, потому что в трудах Спенсера проблема метода вообще не занимает никакого места, а вместо познания социальных фактов он занимался изучением понятий о них.[107]
Мы же полагаем, что военное общество становится таковым только при наличии явных признаков всеобщей социальной мобилизации, которые далеко не ограничиваются «принудительным взаимодействием», хотя бы потому, что в Орде мы наблюдаем и добровольное взаимодействие. В основе всякой социальной мобилизации, так же как и в основе всех социальных отношений, лежит разнозаряженное право на жизнь – социальный факт, который постоянно котируется в социуме в ходе непрекращающегося процесса оценки-переоценки. В случае с мобилизацией происходит особый отбор или особая поляризация групп индивидов (опять необязательно принудительная) в соответствии с их социальной ценой.
И поскольку в современной науке до сих пор «нет единого мнения о социальной организации кочевников, в частности монголов в XI–XIII вв.»,[108] можно рассмотреть их «конический клан» (Т. Барфилд) как социально поляризованную структуру, где в роли своеобразного магнитного полюса выступает право на жизнь основателя рода (или тотема). Его социальная жизнь и память о нем получают в социуме наивысшую стоимость. Затем следует действующий лидер семьи или рода. Социальная стоимость, по нашему мнению, в родовом сообществе устанавливается путем открытого конкурса на принадлежность к старшинству, результаты которого признаются или оспариваются большинством сообщества или его агентами в лице вождей.
Сегодня конкурсами никого не удивить, мы участвуем в них практически каждый день лет с четырех-пяти и даже не замечаем этого. От конкурсов