чем мерзкие гринго, вероломно разрушившие русскую идиллию.
Бюро Швана, в котором он служил, к началу двадцатого века захирело и уже попросту дышало на ладан. Это означало, что в ближайшее время Тимоти-младший либо найдет себе новую работу, либо выйдет на паперть с протянутой рукой. Второй вариант пугал его не на шутку, тем более, что он собирался жениться на очаровательной Мэри Остин.
Конечно, в любви не деньги главное, скажет какой-нибудь мечтатель, и попадет пальцем в небо. Деньги важны даже для какой-нибудь скво[1] из племени шайеннов, а двадцатидвухлетняя мисс Остин была настоящей англо-саксонской барышней. Да, предки ее не приплыли на знаменитом корабле «Мэйфлауэр», который в тысяча шестьсот двадцатом году пристал к берегам Новой Англии и с которого на берег сошли отцы-основатели. Тем не менее, семья мисс Остин была вполне обеспеченной, и на матримониальном горизонте Сан-Франциско Мэри занимала весьма достойное место. Иными словами, недостатка в кавалерах она не испытывала.
И хотя мисс Остин явно выделяла мистера Тимоти из числа остальных ухажеров, которые слетались на юную и очаровательную барышню, как пчелы на мед, но должное впечатление требовалось произвести не только на девушку, но и на ее отца, мистера Уильяма Говарда Остина. Каких-то пару лет тому назад, когда лесопилка Тимоти-старшего работала исправно, особенных проблем с этим не возникло бы. Но сейчас положение сильно ухудшилось. Лесопилка сгорела, а сбережения Тимоти-младший все почти потратил на строительство и обкатку изобретенных им двигателей, которые, по его мысли, должны были принести ему славу нового Рудольфа Дизеля.
Впрочем, слава и деньги пока лишь неясно маячили на горизонте, ближайшие же финансовые перспективы инженера были весьма сомнительны. Вот почему Эндрю был сейчас так озабочен, так рассеянно слушал отца, и даже работа не могла отвлечь его от мрачных мыслей.
Отец же Эндрю, разумеется, ни о чем таком даже не догадывался. Он сидел в плетеном кресле, на столике перед ним возвышалась большая бутыль с вишневой наливкой, уже почти ополовиненная, сам же Тимоти-старший, охваченный приступом мизантропии, раздраженно щелкал желтым от табака ногтем по пустому стакану.
– Опять кто-то копался в нашей почте, – вдруг объявил он. – Это уже не в первый раз, сынок, это не в первый раз.
Эндрю оторвался от чертежей, лицо у него сделалось озабоченным.
– В почте? – повторил он. – Что-то пропало?
– Газеты все на месте, – отвечал Тимоти-старший, – но письмо от мистера Данди вскрыто. Ей же ей, я убью этого почтальона, не будь я Питер Майкл Тимоти!
– Не надо папа, почтальон тут не при чем, – хмуро проговорил сын.
– А кто же, по-твоему, при чем? – отец перевел на него внимательный взгляд.
Эндрю, конечно, мог сказать, что причиной всех странностей – его последнее изобретение, но воздержался. Не надо отцу ничего знать, у него и без того нервы ни к черту. Тимоти-старший