по крышам, пригибаясь к черепице. Это позволяло ему не показываться на людных улицах, где Уберто Альберти наверняка расставил своих дозорных. Молодой человек не мог забыть как вероломства «старого друга», так и последних слов отца. О какой фракции говорил он на эшафоте, кто такие эти «мы»? И что заставило Альберти обречь на смерть одного из своих давних друзей и союзников?
Эцио знал, что дом Паолы стоял на улице, что находилась к северу от собора. Однако он не знал, какой именно дом на этой улице ему нужен. На некоторых из домов были вывески, однако Аудиторе не мог себе позволить долго изучать их все, поскольку боялся быть узнанным. Эцио уже собирался уйти, как вдруг увидел Анетту, которая шла со стороны площади Сан-Лоренцо.
Спрятав лицо под капюшоном, молодой Аудиторе двинулся ей навстречу. Он заставлял себя идти обычным шагом, ничем не выделяясь среди прохожих. Эцио прошел мимо Анетты и чрезвычайно обрадовался тому, что женщина его не узнала. Пройдя еще немного вперед, он затем вернулся и встал у бывшей домоправительницы за спиной.
– Анетта! – тихо позвал молодой человек.
Ей хватило ума не обернуться.
– Эцио! Вы в безопасности.
– Я бы так не сказал. А что с матерью и сестрой?
– За них можете не волноваться. Они под защитой… Ох, Эцио! Бедный ваш отец… Бедный Федерико!.. И… – она всхлипнула, – малыш Петруччо. Я возвращаюсь из Сан-Лоренцо. Поставила свечку святому Антонию за упокой их души. Говорят, герцог скоро вернется. Быть может…
– Скажи, мать и Клаудия знают о казни?
– Мы решили, что им пока лучше не говорить.
Эцио задумался.
– Пожалуй, так действительно лучше. Я сам им скажу, когда настанет время. Ты отведешь меня к ним? Я ведь даже не знаю, как выглядит дом твоей сестры.
– Я как раз туда иду. Идите за мной, только держитесь в нескольких шагах.
Эцио выждал немного и пошел за Анеттой, стараясь не терять ее из виду.
Внешне дом Паолы, как и многие флорентийские дома, был больше похож на крепость. Но, войдя внутрь, Эцио немного растерялся.
Он оказался в очень просторной, богато убранной передней с высокими потолками, которую вполне можно было бы назвать залом. Здесь царил полумрак и было душновато. Эцио поразило обилие темно-красных и темно-коричневых бархатных портьер, которые перемежались восточными шпалерами с изображением сцен немыслимой роскоши и телесных утех. В канделябрах горели свечи. В воздухе разливался аромат благовоний. Мебель состояла из мягких кушеток с дорогими парчовыми подушками и низких столиков, на которых поблескивали серебряные графины с вином, бокалы венецианского стекла и золотые чаши с засахаренными фруктами. Но больше всего молодого человека удивили обитатели этого странного зала: дюжина привлекательных девушек в желтых и зеленых платьях. Их шелковые и атласные наряды были сшиты по флорентийской моде, но подолы имели боковые разрезы, доходящие до бедра. Еще одной особенностью платьев был глубокий вырез, не столько будивший