экране, как можно было предположить, Адела Равен активно жестикулировала возле обгоревшей железной капсулы. Оставил её наедине.
Звонила Ани-Мари.
– Алло? – взял я трубку и прохрипел в трубку.
Пришлось откашляться.
– Макс? – дрожащим голосом спросила Ани-Мари.
– А ты видела, кому звонишь?
Она не среагировала на подкол.
– Ты… Я…
Ани-Мари никак не могла подобрать нужных слов. Сопливила. Плаксивый голос, что волнами по тонам растягивал слова.
– Да, это я, Ани, – чуть более серьёзнее я обозначил для неё. – Что-то с Коэном?
– Нет. Макс, – сдержала Ани-Мари паузу. – Мама умерла.
Как неловко слышать такие новости, будучи нагишом. Но ни одна мышца моего лица не дёрнулась. Я слышал, как, отставив трубку, всхлипывала сестра. Но ничего не мог сказать ей.
– Хорошо, – вырвалось. – Только, Ани…
Ани-Мари не дослушала. Сбросила.
– Спокойнее, – произнёс я в пустоту.
Из кухни доносилось:
– Очередная акция «Целом», признанная нежелательной на территории Злитчении, закончилась столкновением с полицией…
***
Внутри что-то ворочалось. Промеж селезёнки и печени бурлило. Лёгкие с кишками будто пытались поменяться местами. Кислота жгла глотку. Трещало под рёбрами нечто необъяснимое.
Необъемлемое – даже так. Пытался дышать глубже. Слизь копилась во рту. Не сплюнуть, не проглотить. Тошно. Хотелось выпить больше воды и потушить пламя.
Воздух дрогнул. Лента завибрировала, неся за собой гроб из красного дерева. Не самая благоразумная покупка, но что не сделаешь, ради последнего желания. Пустая комната с белой плиткой в камуфляже из копоти.
Шторки широко раскрылись, вылезли язычки жерла. Мягкие блики доносились, вызывая головокружение. Тяжесть запаха осела в желудок. Кулачки рядом стоящей Ани-Мари побелели.
Мои пальцы подрагивали, будто некто тянет за нитки. Касался мизинца, безымянного и так далее, и наоборот. Жар чувствовался через холодное стекло. Расстегнул пуговицу, чтобы глотнуть больше воздуха.
Опухшие глаза Ани-Мари жадно прощались. Жадно, ведь отдавать что-то личное тяжело. Так мне казалось. Возможно, пренебрежительно, словно к предмету, я относился к тающему в огне телу.
Но иначе не получалось – таблетки делали ровно то, что должны были. Ани-Мари завела короткие, пепельные волосы за ухо. В глаза блеснул рубин, висевший на её ухе. Нос её не походил на мой. Черты её лица были схожи с отцом, нежели мои.
Навскидку. Насколько я мог помнить его. Я ведь даже фотографий с ним давно не видел. Что уж говорить о голосе. Ани-Мари искоса поглядывала на меня. Выжидала. Я хотел бы подбодрить.
Сказать пару приевшихся фраз без должной на то скорби, но врать, что я чувствую что-то большее, чем изжога, я не мог. Мог взбодрить нелепой шуткой, но тогда бы трупа стало два. Она не любила подобное.
Мне стоило просто молча выйти. Что я и сделал.
Около десяти утра нового дня.