я отвечала кратко – пугает грядущее сочинение, только и всего.
Забавно, как легко взрослые верят тебе в одном случае и как быстро раскрывают ложь в другом. Например, мою маму никогда нельзя было обмануть, сказав про плохое самочувствие. Но всегда любое плохое настроение или тревогу я могу спокойно приписать контрольным или экзаменам, и расспрашивать про это дальше не будут.
Забавно еще и то, что любой факт, начинающийся с этого самого «забавно», можно легко заменить на «печально», и смысл не изменится.
Но на третий день случилось нечто удивительное. В кабинете географии, когда наш урок подошел к концу и мы принялись складывать контурные карты и учебники, в кабинет вошел Никита. Игнорируя гневные выпады Ираиды, он продолжил идти прямо к моей парте.
– Я хотел… хотел… – Слова давались ему тяжело, губы то и дело презрительно поджимались. – Хотел извиниться. Ничего между нами не было, я все выдумал. И хотел извиниться.
Весь его класс, казалось, максимально набился в дверной проем, чтобы это увидеть. Что уж говорить про наших, которые так и обомлели.
– Ну, продолжай, – я решила подумать, как бы на моем месте ответила Люба. – Ты хотел, но не извинился.
Со стороны наших мальчиков раздалось поддерживающее улюлюканье. Челюсть Никиты так и сжалась от злости. Было приятно наблюдать, как напрягаются все его лицевые мышцы, чтобы произнести ненавистные для него слова.
– Прости меня. Пожалуйста.
Мне кажется, Люба заставила бы его повторить какими-то такими словами: «Что? Повтори, а то я не расслышала». Но это было совсем уж не по мне. Все-таки я христианка, как можно отказать в такой просьбе, пусть и не искренней.
– Я прощаю тебя. Слышишь? Прощаю. Только скажи своим дружкам не трогать меня, ладно? Твой Сиплый тут недавно угрожать мне начал.
Казалось, он был удивлен. Этот парнишка явно лишь пытался подмазаться к Никите, и вряд ли добивался обильного внимания. Так, был шутом во время вечеринок.
– Конечно, я поговорю с ним. Они тебя не тронут.
Я собрала вещи и торжествующе вышла из кабинета. Наконец, эта эпопея закончилась. Зато началась другая. Позади меня шел Никита, он хотел что-то сказать, но каждый раз толпа мешала. И едва мы вышли, как меня за руку схватила Люба и оттащила в сторону. Сережа за нами не пошел.
Ее подружки тоже подошли. Все говорили, что это было очень круто и интересовались, как мне удалось заставить его извиниться.
– Я ничего не делала. Даже не думала, что он извинится. Просто мой отчим узнал и, видимо, хорошо поговорил с его родителями.
– Да уж, «хорошо» поговорил, – с завистью сказала Вика. Порой она так сильно красилась, что казалась мне на десять лет старше. – Мне бы такого. А то только пьет и футбол смотрит, никакой защиты.
– Вика! – Осадила ее Надя, высокая светловолосая девушка, которую я до сих пор считала самой красивой среди наших классов. – Нельзя так говорить!
– Да ладно тебе. Просто сказала. Не пристает – уже хорошо, конечно, но было бы еще лучше, если б что-то полезное делал.
Люба