быть, потому, что даже в предсмертном бреду боится смеха больше, чем смерти.
XXI
Можно сказать, что Платон умер, так же как вся языческая древность, от жажды и голода – жажды истинной Крови, голода истинной Плоти: плоть и кровь в Дионисовых, Озирисовых, Таммузовых и прочих таинствах не утоляют, потому что призрачны.
Бог Загрей-Дионис, растерзанный титанами где-то на небе, вечно сходит на землю в образе жертвы-Быка, чтобы насытить алчущих плотью своей, утолить жаждущих кровью: в это можно верить, как в сокровенное знаменье, символ – святую и мудрую сказку древности. Бог сошел на землю однажды в образе человеческом – Орфея-пророка или Вакха-царя, завоевателя Индии, вошел из вечности в века – в историю, родился, жил и умер, как человек, лицо историческое, о чем, однако, забыла история, и помнит только миф, – верить в это люди уже не могут, только что научились отличать миф от истории. «Было» – говорит миф; «не было» – говорит история; «будет» – могла бы сказать мистерия, но если и сказала, то не так, чтобы оправдать себя в истории.
Миф рассеялся, как фимиам с жертвенника; огонь потух, храм опустел, и опустошилось таинство, сделавшись холодною мудростью книжников, пламенным бредом безумцев или тою ужасною пыткою, о которой говорит пророк: «Как алчущему снится, будто он есть, но пробуждается, и душа его тоща; и как жаждущему снится, будто бы он пьет, но пробуждается, и вот, он томится, и душа его жаждет: так будет и множеству всех народов» (Ис. 29, 2).
Это и значит: будут умирать от жажды и голода. Так умер и Платон.
В смертной муке не помог ему Сократ – Сократ, отказавшийся от посвящения в Елевзинские таинства, потому ли, что не очень был голоден и жаждал, или потому что плохо верил в утоление таинством. Посвящаться отсоветовал ему и Демон. Что такое Демон Сократа, – в ином роде загадка, но почти такая же темная, как «Атлантида» Платона. Вежливо отказался от посвящения Сократ, а ученик его, Алкивиад, за грубое кощунство над тем же таинством приговорен был к смерти и спасся только бегством. Другой ученик, Еврипид, за такое же кощунство в «Вакханках» над Дионисовым таинством, растерзан был дикими овчарками или мэнадами, у подножья горы Пангея, на родине своей – родине Вакха. Еврипид – «безбожник» тайный, а Эпикур, тоже ученик или почти ученик Сократа, – безбожник явный. Судьи Сократа, осудившие его самого за «безбожье», конечно, грубо ошиблись, но, может быть, не так грубо, как это кажется нам: «демон» его опаснее, чем и это нам кажется.
XXII
Вся «Атлантида» – мистерия; вся – на крови: «пили кровь». Не потому ли Сократ и молчит о ней так упорно? «Это не басня, а сущая истина», – сказал и умолк, может быть, усмехаясь «демонически»; сам же искусил ученика и сам же покинул его в смертной муке.
«Отче Аврааме! умилосердись надо мною и пошли Лазаря, чтобы смочил конец перста своего в воде и прохладил язык мой, ибо я мучусь в пламене сем» (Лук. 16, 24).
Нет, перста своего не омочит Сократ, языка не прохладит Платону.
Тот же огонь, что сжигает его, сжег и Атлантиду, и все воды Атлантики огня не зальют: вспыхнет снова и сожжет мир.
Два бывают конца – водный и огненный, потоп