всех нас. С ним всегда всё казалось лёгким и простым, он умел создавать вокруг себя атмосферу удачи и счастливого завершения всех неприятностей. Сейчас, пожалуй, в жизни у меня не было друга ближе; я очень надеялся, что всё закончится хорошо и я его ни за что не потеряю.
А ещё через день выглянуло солнце, облака поднялись, небо прояснилось, и мы стали ждать спасателей. Серёжка кашлял, охая от боли; у него начался сильный насморк; похоже, что это всё же была простуда. Лётчики от безделья целыми днями ловили хариусов, и мы запекали их на палочках, даже пытались коптить, закладывая в ветки ольхи: листья прогорали, пропитывая рыбу запахом дымка; нужно было не упустить момент, когда она начнёт гореть, и снять с костра. Это была пища богов! Вокруг было много голубики, я собирал её и кормил ягодами Серёжку – пусть насыщается витаминами! В общем, еды нам хватало, единственное, чего недоставало, – хлеба. Сухари быстро закончились. И хотя Михалыч пытался что-то изобразить из захваченной муки, лепёшки, конечно, можно было есть, но они всё равно были далеки от совершенства, не хватало основных ингредиентов – молока и дрожжей или соды. Но то, что мы умудрялись их критиковать, говорило о том, что с голоду не умирали.
Вскоре издалека раздался долгожданный рёв моторов, прилетел вертолёт и повёз нас прямо в Туру. Михалыч так и не попал к загадочному Воловцу – лететь к нему было сейчас некогда.
На аэродроме к Серёжке сразу подбежала местная врачиха, осмотрела его, но сказала, что в Туре хорошей медицинской аппаратуры нет, и предложила лететь в Красноярск; она уже созвонилась с красноярскими врачами, и Серёжку прямо на аэродроме будет ждать скорая помощь.
Мы загрузились на рейсовый самолёт, а перед этим я успел сбегать к начальству отметить командировки, получить поздравления с прекрасным спасением и пожелания прилетать опять сюда в гости. Я посмеялся про себя, вспомнив шутку из прекрасной комедии «Бриллиантовая рука»: «Уж лучше вы к нам!» Жалко было расставаться с ребятами-вертолётчиками; вряд ли когда-нибудь увидимся, а ведь общие невзгоды очень нас сроднили, но адресами обменялись. И с Михалычем договорились встретиться, когда он с полевых работ вернётся осенью в Москву. Хотелось не терять в своей жизни такого могучего человечища.
Ещё через день я возвращался в Москву. Всё удачно закончилось: я доставил Серёжку в больницу. Врачи долго его осматривали, а я сидел в коридоре и ждал вердикта. Наконец врач вышел и сообщил, что кроме переломов ключицы и ребра у него ещё оказалась сильная простуда, которую мы с Михалычем, большие «специалисты» в области медицины, всё-таки смогли кое-как купировать ещё в тайге и она не превратилась в воспаление лёгких. Я хотел остаться в Красноярске и ждать, когда Сергея выпишут, но врач сказал, что угрозы для жизни никакой нет, лежать ему ещё по меньшей мере недели две и мне нечего тут болтаться без дела.
Я принёс Яковлеву апельсинов и яблок для поправления здоровья, и он, можно сказать, пинками