с тумбочки». О наказании за это мы предупреждены.
– Будете очко драить у меня целую неделю!
Так нам пообещал старшина. Стоят обычно по два часа, меняя друг друга. Есть еще и дежурный. Он покрикивает на «свободных» дневальных, заставляя работать. И те пашут сутки напролет, как папа Карло!
Вечереет. Тоска. Тумбочка. У входа в стеллажах строем висят шинели. Без погон и шевронов. Серый цвет. Господи, тоска-то какая. Неужели мне предстоит провести в этих хмурых стенах четыре года?.. Не армия… Тюряга прям. Со мной в наряде земляк, Вовка Омельченко. Омеля. Тоже из Монино. Ходит, вон, ровняет шинели, насвистывает. Настроение у него хорошее. Каждому свое.
Ночью сержант Загоруй и еще один дневальный отправляются спать (по уставу – отдыхать лежа). На страже Родины остаемся я и Вова. И вот проходит пара минут, и Омеле в голову приходит гениальная мысль. Я, говорит, пойду посплю, а ты стой. Потом поменяемся.
Ну стою. Муторно. Время как каучук. Не течет, а тянется. Не сходя с тумбочки, перематываю портянку. Стоя. Скрип двери. На пороге здоровенный полковник. На рукаве кителя повязка: «Дежурный по училищу». Замираю, держась за тумбочку, стоя на одной ноге, и одновременно подаю команду (сержант научил):
– Дежурный по роте на выход!
Полковник одобрительно кивает и, заложив руки за спину, прохаживается вдоль висящих на стене стендов. Там боевые листки, стенгазета и еще всякая дребедень, оставшаяся от прежних обитателей этой казармы. Проходит пять минут, десять… Полковник поглядывает на часы.
– Ну где твой дежурный?!
– Спит.
Полковник открывает рот и ловит воздух, как ловец жемчуга, вынырнувший из воды. Он глотает слюну, морщится, как при ангине, и шипит, словно удав:
– Что???!!! Сюда мне его!!!
Я, недовольно фыркнув, покидаю тумбочку, иду искать.
А где он, этот Омеля? Рота «китайская» – не сто человек, а все двести. Рыскаю в темноте. Фонарик бы… О! Нашел! Земляк-Вольдемар в трусах и майке валяется на своей заправленной койке. Ремень со штык-ножом висит на спинке стула.
– Вставай! Вова, вставай!
– Что там?
– Дежурный по училищу приперся! Тебя спрашивает!
– Скажи, что я сплю…
– Да говорил! Он какой-то ненормальный, тебя требует!
– Ладно, иду.
Без слов возвращаюсь обратно и застываю оловянным солдатиком рядом с тумбочкой. Полковник вышагивает вдоль шинелей. Взгляд на часы. Угрожающее сближение. Багровое лицо в двух сантиметрах от моего. Глаза бешеные. Он выдавливает слова по слогам, сквозь сжатые зубы:
– Где де-жур-ный?
Снова бегу в спальное помещение. Омеля опять спит.
Валяется, гад, поперек койки! Бриджи натянуты до колен. Синие армейские трусы распластаны, как пеньюар. Белесые ляжки светятся в темноте. Затылок на пузе соседа. Я бью земляка сапогом. Со всей силы.
– Блядь, Омеля, подъем! Этот полковник меня задолбал! Бегом на выход!
Если б не Кутергин (я выучил фамилию этого человека),