как из ведра льет кто-то на нас с небес – хотя вышло бы красиво – а потому что в человеческих языках не существует иных слов для обозначения концепций, становящихся нормой в мирах на несколько ступеней выше девятнадцатой. Местные же языки хоть немного, хоть кривенько и косенько касаются Вечных Знаний и Понятий через свои религии, хотя и их слова искажены до неузнаваемости).
Так вот, девятнадцатая – это номер ветки вероятности, которая в критический момент скопления огромной массы человеческого внимания, устремленного на определенный уровень звучания волн осознанности и свободы выбора, перевесила все остальные – теперь уже несбывшиеся ветки – и осуществилась. Так, все человечество невольно – точнее вольно, но не совсем подозревая о том, что принимает какое-то важное решение – достаточно единодушно (к моему сожалению и сожалению многих наших – нас было много, чтобы нарушить баланс низких тяжелых волн, присущих этой реальности, но катастрофически мало, чтобы перевесить) проголосовало за такой мир, который вы видите сейчас за окном. Я не вижу – у меня нет окна, потому что я сейчас сделала самый легкий шаг и оказалась под бегущим небом и душистым воздухом. Нет тут сейчас никаких окон.
Я могла бы так ответить на вопрос о девятнадцатой, добавив еще кучу и горстку теории, которая оказывается в голове каждой бабочки – как бы сама собой – пропорционально тому, как очищается наше сознание от всякой ненужной ерунды, свойственной предыдущим уровням осознанности. Могла бы, да, вероятно, это пока мало что прояснит. Поэтому ограничимся сказанным. Все остальное – потом.
Я иду по текущему городу и захожу посидеть под липами, которые распустили по округе свои облака зеленого импровизированного неба – того гляди до настоящего дотянут – и так пахнут, что аж дух в пятках захватывает (захватывает там, куда он прежде грохнулся от тихого невыносимого счастья снова здесь быть. Каждый раз одно и то же. Ощущение складывается, что к такому нельзя привыкнуть – и, небо, спасибо за это). А липы меж тем знают, какое воздействие их запахи оказывают на людей, и кокетничают, балуются. Ладно, им можно. Сюда редко заходят люди. Пока.
Пока – очень важное уточнение – настаивает мой мозг. «Пока» всегда может измениться на новое «теперь». И точно – соглашаюсь с ним. Во-первых, он прав – тот факт, что люди в девятнадцатой сейчас такие (на этой мысли сердце мое от отчаяния сжимается) все же не означает, что они поголовно мертвые, как и не означает, что играть в подобного уровня игры будут еще пару бесконечностей. Возможно, захотят выше. А во-вторых, чем быстрее согласишься с бесконечной каруселью мыслей, тем быстрее мозг отвяжется и прекратит. Махнет на меня, непутевую, рукой. И спасибо ему за это.
А я одна уж как-нибудь выстою, выдержу их (лип) сегодняшний невероятный, невыносимо сильно прекрасный и бьющий глубже всех шести чувств, ароматный концерт зеленого неба, который они тут учудили. Очень уж им хочется.
Ладно –