в мозг. Сложенные в лотос ноги немели, но неумолимая боль, сперва опробовав таз и спину, в конце концов распространилась по всему телу. Считая вдохи, он оставался неподвижен.
…Было ли полное погружение в практику ключом к успеху? Можно ли измерить прогресс количеством затраченных часов, или качество практики важнее? Он знал: без количества не придет осознание качества. Стимулируемая длительностью практики, йога медленно возвышала ум и углубляла переживания. Залогом успеха являлась регулярность садханы, наряду с продолжительностью. Поначалу долгие часы практики были менее важны, чем задача сделать ее частью повседневности – пока йога не стала главной составляющей его жизни, вытеснив остальные приоритеты.
В «Автобиографии йога» Йогананда упоминал интересный факт о Раме Гопале Музумдаре: «бессонный святой» ежедневно проводил в садхане по двадцать часов. Это вызывало недоумение: как можно практиковать по двадцать часов в день, если в сутках всего двадцать четыре часа? Спросить было не у кого. Однако в йогических текстах говорилось, что прежде, чем достичь результатов садханы, надо совершить великую аскезу, маха-тапас[103], и он продолжал расширять границы возможного. Начиная с апреля 1985 года, время медитаций увеличилось до двадцати часов. Втиснуть практику в рамки одних суток было невозможно, и он установил собственный распорядок. Спал после йоги, ел и упражнялся так долго, как хотелось, и больше не ограничивал себя 24 часами. Внешнее, солнечное время управляло сменой дня и ночи, но древние йоги знали о существовании внутреннего, которому подчинялись органы, кровообращение и импульсы мозга. И это время основывалось не только на биологических циклах.
Попадая в такт мелодии внутреннего времени, пранаяма пела телу свою колыбельную, замедляя мириады нейронов, но не усыпляя организм. Один древний текст, Сваччанда-тантра, даже указывал точное количество выдохов и вдохов: внешний день содержал двадцать одну тысячу вдохов и выдохов; во время внутреннего «дневного цикла» было шестьсот вдохов – и это простое, не-йогическое дыхание.
Устойчивые потоки Праны и Апаны[104] наполняли его тело, удлиняя, расширяя часы, выкроенные из ткани обыденности. Чувство Времени обновлялось: тело превратилось в дыхание, больше не измеряемое часами.
Медитация установила новый цикл сна и бодрствования, и биологические часы адаптировались к новому расписанию. Корректировка сделала свое дело: теперь он мог увеличить время практики, не сокращая время отдыха. Никто не может бодрствовать по двадцать часов и выполнять высшие пранаямы без адекватного перерыва. Йога Бессмертных была интенсивной, и телу требовалось надлежащее восстановление.
В течение следующих шести месяцев он практиковал по двадцать часов, затем ел и спал мертвецким сном по 12–14 часов. Снов он не видел – все сновидения исчерпывали себя в процессе практики. Просыпаясь, он был готов практиковать снова. Проблема времени решилась, но фактор боли остался.
Скованность,