у меня дома.
Я осторожно опустился в ближайшее кресло. Хотел растереть лицо руками, но взгляд снова наткнулся на следы крови. Да откуда же она? Пошарил глазами по полу. Среди бутылочных осколков у стены вспыхнуло что-то яркое и цветное. Непохожее на стекло. Скорее, фарфор. Синий, голубой, красный, оранжевый… Цветные лепестки с беззащитной белой изнанкой. Взгляд непроизвольно метнулся к узкой полочке с маминой коллекцией коров.
Все верно. Мууси в небесах с алмазами не хватает. И Анжеликау [1]. Я снова уставился на рассыпанные по полу коровьи останки, на свои опухшие, измазанные бурым костяшки. В башке было темно и пусто. Я закрыл глаза и тряхнул ею. Киномеханик в голове сжалился и включил проектор.
Передо мной вспыхнули кубики на бледном прессе Бенца.
Он уже сорвал с себя футболку – ту самую, что теперь болтается на люстре. Из его кулака выглядывает оранжевая коровья морда. Глаза Анжеликау закрыты голубыми веками, словно она заранее зажмурилась в предчувствии своей страшной участи.
– А пошмотрим, может ли корова летать, хоть она и ш крыльями.
Бенц распахивает пасть, утка крякает, Анжеликау, словно в замедленной съемке, парит через комнату, полную людей и сигаретного дыма. Цветной взрыв на белой стене, у меня в башке тоже все взрывается.
Кажется, мой кулак смазывает Бенца по оскаленным в кряканье зубам. Мууси, которую он уже собрался швырнуть вслед за крылатой сестрой, вылетает у него из руки. Из-за воплей вокруг не слышно, как она раскалывается об пол. Кажется, я хватаю Бенца за белобрысые лохмы и долблю лбом о паркет в фарфоровой крошке. Меня хватают чужие руки, пытаются оторвать от визжащего Мэса, а я вырываюсь и ору, чтобы они все валили отсюда. Но руки не отпускают. Меня волокут куда-то, я отбиваюсь…
Внезапный звук сзади заставил меня подскочить в кресле и развернуться всем телом. На пороге разбомбленной гостиной застыло всклокоченное рыжее существо в голубой фланелевой пижаме с пандами, с совком в одной руке и шваброй в другой.
– Дюлле?
– С добрым утром, Ноа. – Дюлле улыбнулась, демонстрируя выпирающие вперед зубы, и вошла в комнату, хрустя по осколкам белыми пушистыми тапками – тоже в форме панд. – Хорошо спал?
– Как труп, – просипел я, механически следя за движениями швабры, начавшей сметать мусор в кучку. Я и сейчас чувствовал себя примерно так же. Как труп, причем в последней стадии разложения. Сметите и меня куда-нибудь. Пожалуйста.
– Тебе надо больше жидкости пить. – Дюлле приостановилась и уставилась на меня темными глазами с припухшими веками. Ревела она, что ли? – Принести тебе воды?
Я помотал головой, о чем тут же пожалел. Сглотнул мерзкий комок тошноты и откашлялся.
– А где все?
– Ушли. – Дюлле снова взмахнула шваброй и смела во все растущую кучку останки Анжеликау. – Торопились на паром.
Я нахмурился, и она ответила на вопрос, очевидно, написанный