стала еще прямее и еще красивее.
Некоторое время все молчали. Даже маленький Коля перестал тянуть руки к апельсинам.
– Где ты живешь? – спросил отец.
Зойка рассказала, что живет у тетки, что работает в ателье и скоро определится в вечернюю школу, а пока ждет, как ей изладят документы.
– Николай Иванович, в полвосьмого придут Голо-бородьки, а они весьма пунктуальны, – не теряя ледяной красоты раздраженно сказала женщина.
– Да, конечно, конечно! Зоя, уже темнеет, скоро ведь и Новый год. Тебе надо успеть еще добраться до дому.
Зойка послушно вскочила, но немного растерялась – столько дверей, столько света, блеска, мишуры!
Как она вообще могла подумать, что это для нее! Тетка права – простота хуже воровства. Понапридумывает вечно эта Зойка и выглядит потом смешно и глупо в своих штопаных носках из семи разноцветных остатков пряжи.
– Зоя, возьми апельсин, – отец выбрал самый верхний, самый большой и вложил Зое в руку.
– Ах, так! – вскрикнул Коля, залез под стол и начал реветь.
– Ну, ты молодец, Николай Иванович! Добреньким за чужой счет хочешь быть? – вдруг взвизгнула белая красавица.
Зойка сразу вспомнила, где валенки и где вход.
Она стояла посреди двора на пересечении двух тропинок и смотрела на этот дворец.
Он не переставал быть прекрасным и даже стал еще волшебнее, а окна папиного дома сверкали ярче всех.
Сильно мерзла рука – в руке апельсин и варежку колючую не натянешь.
Зойка понюхала апельсин – такой же колкий и приятный запах, как у папы дома.
У мамы пахло квашеной капустой и печеной картошкой.
Зойка зажмурилась и, вдыхая этот запах счастья, праздника и чуда, укусила ноздреватый твердый апельсиновый бок.
Горечь его сочной толстой корки брызнула в рот.
Зойка от испуга села в сугроб и стала набивать, тереть снегом рот.
Дикая обида душила ее.
Она схватила упавший апельсин и швырнула его вглубь двора, в самую черноту.
Апельсин беззвучно оставил черную точку в синем снегу.
Зойка, рыдая, бежала домой. Другого плана у нее не было.
Тетя Марина сидела за столом, напротив должен был сидеть кто-то, для кого стоял среди капусты, колбасы, хлеба и бокалов флакон «Шипра». Уже час как тетя Марина поняла, что опять одна, и новогоднего чуда не будет, но не было сил встать.
Наконец она поднялась, взяла флакон «Шипра» и спрятала его в ящик комода. Из другого ящика достала свой парадный свадебный портрет и повесила его обратно, над часами.
– Так и помру твоей единственной. Ты этому радуешься? – спросила она мужа устало.
Подошла к окну, раздвинула занавесу, открыла форточку и закурила. Что-то показалось ей странным: некоторое время она вглядывалась в ночь, потом выбежала, даже не накинув пальто, навстречу ревущей Зойке.
– Зоя, господи! Зоя! Что случилось? Что? – теть Марина осматривала и трогала Зойку до самых валенок и плакала сама.
Дома она сняла с ревущей Зойки платки, валенки и пальто, усадила на