а папа сегодня приедет?
И каждый раз я старалась отвечать так, чтобы она не почувствовала, как у меня внутри всё разрывается на части.
– Папа пока занят, солнышко. У него много работы.
– А он нас любит? – спрашивала она, глядя на меня своими огромными глазами, в которых было столько надежды, что я едва сдерживалась, чтобы не заплакать.
– Конечно, любит, – отвечала я и тут же отворачивалась, делая вид, что мне нужно что-то срочно убрать со стола или проверить телефон.
Папа с мамой всё это время старались поддерживать меня. Папа даже однажды сказал:
– Анька, ну его к чёрту, этого Игоря. Справишься. Ты сильная, и Настя у тебя – умница. Мы всегда рядом.
Мама кивала, подливая мне чай. Они не говорили лишнего, но я знала, что они за меня переживают. Особенно мама, которая то и дело подсовывала мне что-то вкусное, как будто пирожки или суп могли заштопать дыру, которая образовалась у меня внутри.
Но легче не становилось. Настя слишком часто спрашивала про папу. Каждый раз, когда она садилась играть с куклой, которую он «подарил», она говорила:
– Мам, а папа точно приедет? Он же скучает?
И я кивала, боясь, что мой голос выдаст меня.
Однажды ночью она проснулась с криком:
– Мам, а папа где? Я его не вижу!
Я сразу кинулась к ней, обняла, прижала к себе, а она заплакала у меня на руках.
– Малыш, я здесь, – шептала я, гладя её по голове. – Всё хорошо. Ты просто испугалась.
Она уснула, а я ещё долго сидела рядом, слушая её тихое дыхание и чувствуя, как по щекам текут слёзы. Почему он так поступил с нами? Почему ему так легко отвернуться от своей семьи?
И вот сегодня утром пришёл водитель. Просто позвонил в дверь, протянул конверт и ушёл, даже ничего не объяснив. Мама забрала Настю в комнату, а я осталась на кухне с этим проклятым конвертом в руках. Развернула его, и сердце сжалось. Документы на развод.
Я долго смотрела на них, не понимая, как это вообще возможно. Он не позвонил, не приехал. Даже не попытался поговорить. Просто отправил бумаги с чужим человеком, как будто это какая-то мелочь.
И тут пришло сообщение. Телефон завибрировал на столе, я знала, что это от него. Руки тряслись, когда я открывала.
«Или подписывай, или возвращайся домой вместе с моей дочерью. Последний шанс.»
Я перечитывала эти слова снова и снова. Последний шанс? Что это, ультиматум? Он действительно считает, что я так просто всё забуду? Что я приду, как будто ничего не было?
Слёзы навернулись на глаза, но я их тут же вытерла. Гнев вскипал внутри. Он думает, что имеет право меня вот так ставить на место? После всего, что он сделал? После того, как разбил нашу семью?
Я вышла на балкон, чтобы немного прийти в себя. На улице было холодно, воздух обжигал лицо, но это помогало держаться. Я смотрела на двор, на деревья, покрытые инеем, и думала: когда я успела стать такой слабой? Когда позволила ему так себя унизить?
Я вернулась в кухню, где сидела мама. Она посмотрела на меня и сразу поняла, что случилось.
– Это