испытала разочарование. Но на что она надеялась? Она убеждала себя, что не питает никаких надежд, но, как теперь выяснилось, это был самообман.
Она извлекла фото на свет. Оно было перевернуто вверх ногами, пришлось взять его правильно. Изображение заставило ее вздрогнуть, даже ахнуть. Оно было простое, без лишних деталей: односпальная кровать под белым стеганым покрывалом, на ней коробка размером с обувную, обклеенная обойной бумагой с желтыми розочками, отставшей на уголках. Розочки выцвели, но коробка, учитывая ее возраст, хорошо сохранилась. Сесили в любом случае ее узнала бы.
– О… – прошептала она, слезы наполнили ее глаза и побежали по щекам. Она издала стон, плечи задрожали, и она разрыдалась – бурно, до боли в мышцах. Она крепко вцепилась в фотографию, словно благодаря этому та коробка могла оказаться у нее в руках.
Сесили не знала, как долго она плакала. В конце концов слезы иссякли, она повалилась на бок, как была, в одежде, и натянула на себя простыню.
Это наверняка ОНА. Получив письмо, Сесили рассталась с последними сомнениями, а фотография послужила лишним доказательством. На ней была та самая коробка, которую Сесили приготовила пятьдесят лет назад. Она вспомнила, как долго готовилась ее украсить, как выбирала подходящие картинки, как аккуратно вырезала их, прежде чем наклеить. Давно забытые воспоминания разом нахлынули с потрясающей отчетливостью, как будто она хранила их в надежном месте как раз для этого случая.
Ей тогда хотелось, конечно, чтобы с коробкой обошлись с той же заботой и любовью, которые вложила, создавая ее, она сама, даже не зная, какой будет ее судьба. Но ее вполне могли попросту выбросить. Теперь она знала, что коробку сохранили; может быть, с нее даже сдували пылинки…
По сей день, после стольких десятилетий, Марни продолжала ее беречь.
Когда она проснулась, окна были по-прежнему открыты; свет, отражавшийся от белых поверхностей, не давал больше спать. Снаружи доносилась оживленная беседа по-гречески между мужчиной и женщиной, обсуждавшими, видно, хлопоты наступившего дня. Хлопали ставни, кто-то выбрасывал в мусорный бак стеклянные бутылки. Здравствуй, новый день!
Сесили уснула в одежде и проснулась вся потная. Это было неприятное ощущение, к тому же одежда измялась, а жаль: эта юбка была ее любимой. Надо будет узнать, доступны ли здесь услуги прачечной или хотя бы утюг.
Фотография лежала на белом кафельном полу в нескольких футах от кровати – не иначе, она выронила ее во сне. Сесили испуганно уставилась на нее, но с облегчением убедилась, что изображение утратило ту разящую силу, какой обладало ночью, и уже не лишало ее самообладания.
Она сбросила с себя простыню и побрела в душ. Глаза опухли и болели. Посмотрев на себя в зеркало, она не удивилась, что глаза превратились в щелочки – так сильно опухли веки. Никто здесь еще не привык к ее нормальному виду, и временную проблему могли решить темные очки. Она отвернула холодный кран, намочила салфетки и