каменному коридору; ее толкали сзади и спереди, и наконец она очутилась в каком-то темном и узком проходе, напоминавшем туннель. Это был мост, по обеим сторонам которого ютились торговые лавки, а сверху нависали купеческие дома, закрывая небо над головой. Толпа постепенно замедлялась и углублялась в освещенные светильниками торговые ряды. Эстер не слышала и не чувствовала больше речного потока – вокруг нее теснились мужчины и женщины, которые, нимало не смущаясь, поджимали ее своими телами. Никогда еще до этого ее не касалось столько чужих людей, и Эстер невольно шарахалась от каждого прикосновения. Однако ей все равно некуда было деваться, и в этой давке Эстер вдруг ощутила что-то одновременно опасное и раскрепощающее. Она стала былинкой, ничтожной частицей этой толпы. Частицей, а не еврейкой, выжившей при пожаре, о котором судачили во всем Амстердаме.
Где-то впереди послышалось ржание – чья-то лошадь внезапно показала свой нрав, высоко взбрыкивая задними ногами. Ее хозяин предупреждающе заорал, толпа разразилась воплями, но скоро утихла. К Эстер притерло тощую, как скелет, наполовину облысевшую седую даму; какой-то белобрысый мужчина с растрепанными волосами беззастенчиво толкал Эстер в бок; с другой стороны ее, ничуть не смущаясь, подпирали две кумушки с младенцами на руках.
Когда Эстер увидела издали Лондонский мост, он показался ей широким пространством, с которого можно увидеть весь город целиком. Но на самом деле мост оказался артерией, по которой струился, пульсируя, многочисленный народ, то создавая заторы, то вновь прорываясь вперед. Со всех сторон Эстер толкали, теснили, и она невольно продолжала переставлять ноги, чтобы не упасть. Стиснутая со всех сторон чужими людьми, она иногда обмирала от внезапно охватившего ее страха, но незнакомые запахи, грубая ткань одежд и больно толкающиеся руки увлекали ее по течению, и тепло незнакомых тел согревало ее.
Сквозь просвет между двумя лавками виднелись река и весь Лондон по обе стороны моста. Город простирался далеко за крепостные стены, его здания густо облепляли речные берега. Под мостом послышался тяжелый грохот водяных валов, и Эстер увидела, как серые мутные волны бьются об устои, притом вниз по реке вода стояла гораздо ниже – примерно на высоту роста мужчины. Вода, подобно расплавленному стеклу, мчалась так бурно, что создавалось впечатление, будто сам мост вот-вот унесет вниз по течению. Толпа вновь подхватила ее, но Эстер, даже не успев привыкнуть к сумраку галереи, увидела впереди бледный проблеск выхода.
И женщины, и мужчины вокруг нее то освещались лучами солнца, то скрывались в тенях – и все они были и здесь, и где-то в ином мире, живые и отчужденные, и лица их озарял свет, и они были прекрасны. На мгновение Эстер показалось, что в этом темном туннеле люди отбросили присущую им настороженность и обступили ее, желая поделиться своими страстями и надеждами, жизнями и смертями… И в это мгновение она поняла, что готова простить их за все, за все ее страхи, что отталкивали ее от города. Ее сердце сжалось от сочувствия.