Ужаснувшись этой сцене, сестры присоединились к Саре на кокосовом кегельбане. Миссис Туше осталась стоять, где стояла, взирая на своего дородного бородатого кузена, у которого не осталось и следа красоты его молодости, согбенного в позе, нельзя сказать, что ей незнакомой и сейчас выглядевшей комичной до безобразия. Ей вспомнился стек всадника. Воздетая рука. Нежные лоскутки вспухшей красной кожи. Интересно, подумала она, его тоже мучили эти воспоминания, и если да, то как он к ним относился. Куда он их девал. У нее была бездонная милость Христа, данная ей в облегчение. А чем он облегчал душу?
– Первоначальная грамота была выпущена, насколько я помню, Эдуардом Вторым… И там была указана «Ярмарка Святого Лаврентия», которая должна была проводиться, ибо покуда люди помнили… – Уильям витийствовал – это была его излюбленная манера. В отличие от многих известных Элизе мужчин, однако, эта привычка Уильяма возникла не из его тяги доминировать, но была продиктована его исключительно искренним энтузиазмом. Произнося свою лекцию, он одной рукой утирал с лица томатный сок, а другой рукой сжимал маленькую ладошку Клары. К удивлению Элизы, девочка поискала взглядом ее руку и схватила так, будто она на самом деле была их дочкой, неожиданно рожденной из памяти, – и, образовав столь милую троицу, они направились к остальным, собравшимся у кокосового кегельбана.
– Так, а кто мне расскажет трагическую историю о святом Лаврентии?
Клара погрустнела. Для нее это была и впрямь трагедия – перенестись от томатного побоища прямехонько в воскресную школу.
– Он… Это его… пожарили?
– А, очень хорошо! Очень хорошо – это буквально так и было. Но было ли? Миссис Туше, вы, безусловно, знакомы с житиями святых. Вы можете чуть более подробно рассказать о том, как его «пожарили»?
– Похоже, ты сам хочешь рассказать эту историю. Так что рассказывай, Уильям.
– Нет, нет, нет. Уступаю это право более старой церкви.
Элиза, глядя на ребенка, ласково улыбнулась.
– Хорошо, давайте подумаем. Пожарили – это звучит так, как если бы его съели с картошкой и горошком… Но лучше скажем, что он претерпел мучения – его сожгли заживо. Это было время великомучеников. Было совершено много попыток разрушить камень, на котором стояла церковь. И святой Лаврентий отвечал за сокровища церкви…
– Как церковный сторож?
– Ну, не совсем как церковный сторож. Можно сказать, он был хранителем церковного богатства. В те времена римские власти казнили епископов – более того, они предали мученической смерти самого папу! И дали Лаврентию три дня на то, чтобы собрать богатства церкви и передать их властям. Но он этого не сделал. Ты помнишь, что он сделал?
– Он был сожжен!
– Да, но до этого… О, Уильям, честно говоря, я очень плохая наставница…
– Напротив, у тебя отлично получается!
– Ладно. Вместо того чтобы отдать их римлянам, он все раздал бедным.
Клара