Орешкину, родом из нечужого мне Александрова.
Тогда она проживала в Москве и работала в одной из литературных редакций машинисткой, при этом заочно обучаясь на журфаке. А детство-то её, оказывается, прошло совсем близко от моего – на 1-й Ликоуше! Всего через одну улицу от дома моей бабушки Татьяны Ивановны Компасовой, проживавшей на 3-й.
Познакомились. И была у нас романтическая встреча поздно вечером в Александрове на берегу любимого нами озера. Не этой ли девушке завещал меня мой лучший друг? Ибо и она принялась меня тормошить и направлять. И смотрела на меня с тем же восхищением и верою. И любила.
И было мне с ней хорошо и радостно, с ней и её очаровательной сестрой-подростком. Помню, как вкусны были только что отваренные в кипятке сардельки с горчицей – дежурное блюдо Эллы. Помню прогулку к роднику. Ведь всё это тоже могло стать моим подлинным счастьем, от которого я всю жизнь так ловко уворачивался.
Но нет, не удержались мы вместе. Возникли сложности. Что-то оскорбило её, что-то обидело меня. Ведь оба мы были в ту пору открытыми ранами. Соприкоснулись ненадолго и, едва успев порадоваться друг другу, с болью разошлись.
«Крутая Малая земля» ещё только готовилась к печати, а Владимир Иванович уже новую идею мне подкинул – написать поэму о Гражданской войне, лихую да весёлую, с конницей и тачанками. Первый набросок этой поэмы только и успел я ему показать, причём уже в больнице, что на Комсомольском проспекте, неподалёку от Сокольников находится. Даже журнал с Малоземельской поэмой он не увидел. Не дождался…
А в больницу его положили по поводу предстоящей операции. Необходимо было вырезать тромбы и зашунтировать артерии на обеих ногах. Иначе грозила гангрена и ампутация.
Увы, не было меня при его последних днях и часах. На Новый 1977-й год меня ожидали в Омске сестра с семьёй и гостившая у них мама. А всё-таки я должен был остаться, ибо чувствовал, что Володя умрёт. Не остался. Уехал.
А когда, вернувшись, позвонил, уже знал заранее, что услышу. И вот голосом, в котором ещё не успели просохнуть слёзы недавних похорон, Лейла сообщила, что Володи не стало. Я тут же приехал на Лермонтовскую, постарался утешить её, подарил журнал с «Крутой Малой землёй», одной из лучших моих поэм, на которую меня вдохновил незабвенный друг.
Узнал и подробности его смерти. Оказывается, уже после операции, находясь в реанимационном отделении, Владимир Иванович проснулся и попросил воды. Никого поблизости не оказалось. Он стал приподниматься, швы лопнули, и наступил парез – непроходимость тонкого кишечника…
И передала мне Лейла письмо, которое днями пришло на их адрес из редакции Всесоюзного радио. Там давалось согласие Владимиру Ивановичу на предложенную им передачу – стихи советских поэтов в исполнении школьников. А также содержалась просьба – уточнить сценарий. И первым среди рекомендованных Владимиром Ивановичем имён значилось моё. Вот он – свет звезды, не прекращающий струиться и тогда, когда самого источника уже нет…
Дорогой