Е. Б. Глушаков

История моей жизни, или Полено для преисподней


Скачать книгу

комнату и смотрели какой-нибудь фильм. А на улицу выходили только для того, чтобы посетить столовую, размещавшуюся в одноэтажной пристройке к малосемейному общежитию.

      Всё прочее время – упивались мёдом незаконной своей любви.

Обыск с пристрастием

      Но вот однажды, вернувшись из душевой и открыв дверь, я с ужасом убедился, что Люды в комнате нет. А окно, выходящее на бетонный козырёк, что над входом в общежитие, распахнуто. И сразу мысль – сбежала! И вторая мысль, опережающая первую – не украла ли чего? И уже стремглав лечу на станцию, и застаю свою красотку, прогуливающуюся по перрону в ожидании электрички.

      И сразу – мои вопросы и её робкий ответ:

      – Нужно домой ехать, родители ждут.

      – Но почему, почему не известила, почему тайком?

      – Боялась, что не отпустишь.

      – А может, украла чего? Пошли разбираться. Вернулись. А тут уже и соседи мои с работы пришли. Я их и попросил проверить, не пропало ли у них чего. Проверили, говорят – не пропало.

      А я для верности, попросив их отвернуться, ещё и обыскал любовь свою недавнюю так, как и на таможнях вряд ли когда обыскивали. В самом деле – ни денег, ни вещей. Только сумочка с помадой губною, зеркальцем и тушью для ресниц. Даже защемило где-то – этакая нищета. Да и неудобно перед девушкой за обидные подозрения и поднятый переполох.

      Проводил я Люду до станции, дал ей пятёрку на проезд, поцеловал на прощание и даже не спросил, куда ей горемычной ехать, в какую Тмутаракань? Ну, а когда в общежитие вернулся, тут Ваня-сантехник, голубоглазый да светловолосый малый, подселенный ко мне вместо выбывших верзил, «спохватился»: мол, десять рублей у него исчезли из кармана куртки. Отдал я ему десятку и даже поверил, что действительно «исчезли».

      Но, когда Ваня, покидая надоевший ему Обнинск, прихватил с собою мой транзистор, который только он один и слушал, до меня, наконец, дошло, насколько это коварный и корыстный человек.

      Народный контроль

      Никого я тогда не обходил своим вниманием. И даже две женщины из общежитейской обслуги побывали у меня. И сколько, сколько ещё – не пересчитать и не упомнить. А всё бесприютность да неприкаянность, да желания молодые, которым ни предела, ни укорота нет. Если бы знал, если бы понимал тогда, что за «подвиги» эти придётся заплатить всем счастьем жизни своей…

Тунеядец с интеллектуальным уклоном

      Разумеется, моё разгильдяйство не могло укрыться от глаз бдительного начальства. Поначалу меня мягко журили за сплошные прогулы, потом начали проявлять строгость и пытались прибрать к рукам. Но таковая опека тяготила и самих начальников, а я был вольной птицей и чувствовал полную безнаказанность.

      И более всего укрепляло меня в этом откровенном ничегонеделании то, что и прочие наши «теоретики» лишь отбывали свой трудовой день, как повинность, по сути дела, тоже бездельничая, и никакой науки никуда не двигали. По крайней мере, мне так представлялось.

      И к своему непосредственному руководителю, когда-то меня сюда сосватавшему,